– Кирилл, – шепотом произнесла Анна. – Где ты был?
В лучшем случае она была готова увидеть меня полуживым, избитым, лежащим на полу в луже крови. Она надеялась, молила бога, чтобы было хотя бы так – ведь кровь отмывается, раны заживают, боль утихает. Но мой вид просто потряс ее.
Я зашел в прихожую. Анна отступила на шаг от меня. В ее широко раскрытых глазах заплясали огоньки бесовского смеха. Я молчал. Сейчас любая моя фраза, любое слово будут выглядеть как оправдание, а слова утешения – издевательски.
– Кофе есть? – спросил я, сняв пиджак и закинув его на холодильник. В нем я чувствовал себя как клоун. – Умираю, хочу кофе.
Анна растерянно кивнула, прошла на кухню, убрала со стола телефон, лист бумаги, исписанный телефонными номерами больниц и моргов, скомкала его, кинула в ведро. Взяла джезву, встала у плиты.
Я мог позвонить ей по радиотелефону Валери, подумал я, глядя на хрупкую, скованную фигуру Анны, на легкомысленный халатик, одолженный у подруги, на изящные руки, на ее тонкую, кажущуюся слабой шею, и, отпустив волю, позволял терзать себя чувству жалости; и у меня сдавило в горле и стало тяжело в глазах. Я мог позвонить ей, сказать, что со мной все в порядке. Она умирала здесь, сходила с ума по мне, часами накручивала диск телефона и дрожащим голосом, полным слез, называла работнику морга мою фамилию, прислушивалась к шелесту учетных журналов, холодела от ужаса, ожидая услышать подтверждение страшной истины, а я в это время, напрочь забыв о ее существовании, целовал тело Валери.
Кофе вылилось на конфорку, залило огонь. Анна все еще стояла ко мне спиной, сглатывая невидимые слезы. Их теперь будет много, подумал я. Когда отпускает, когда самое страшное остается позади, слезы ничем не удержишь в себе, и напрасно она старается.
Я встал, взял джезву, налил в чашку остатки густого, с гущей, кофе.
– Ты дискету давно отдала Нефедову? – спросил я.
Анна кивнула, вытерла платком под глазами.
– Этой же ночью, когда ты пропал. Я позвонила ему домой. Мы встретились на Варшавке.
– Мы ему больше не нужны? Он ничего не говорил?
Анна отрицательно покрутила головой.
– Ничего. Я думала, Нефедов поднимет всю районную милицию, чтобы найти тебя, а он сразу кинулся тормозить контрабанду.
– Наркотик важнее. За него звания и премии дают.
Анна кивала головой, глядя в темное окно. Ничтожество, подонок и тварь безмозглая, думал я о себе, отпивая кофе маленькими глотками. Предатель, иуда! Клим по степени продажности мне в подметки не годился. Зачем заставил девчонку страдать? Зачем режу на куски ее сердце? Она же видит, что моя харя счастьем сияет. На ней же написано, что я сытая, удовлетворенная скотина!