– Что с тобой, Кирилл? Ты очень изменился.
– Наверное, это так, Анна.
– Тебе не хочется вспоминать о том, что с нами было?
Я рассматривал ее светлые, цвета утреннего неба глаза. Все, подумал я, сейчас она станет вспоминать сельву, я буду внимательно слушать, потом начну решать ее проблемы, втянусь в них, и прошлое, о котором я начал потихоньку забывать, хлынет на мою башку как лавина.
– А у тебя здорово обгорели плечи, – сказал я. – Принести кислого молока?
– Не надо, мне Ирина дала детского крема.
– Детским кремом обычно смазывают другое место.
– А ты поправился. Лицо округлилось.
– Да нет, тебе показалось. Просто я ем много соленой кильки, потому что она достается мне бесплатно, и по утрам опухаю.
Я тянул время, но какой в этом был смысл? Если Анна приехала в Судак ради того, чтобы я чем-то ей помог, то обязательно своего добьется.
– Что ты от меня хочешь? – спросил я, опуская пустое ведро на землю и складывая на груди руки.
Она вдруг усмехнулась, коснулась рукой моих плеч, провела по груди, легко постучала костяшками пальцев, как в дверь.
– Броня. Не достучишься, не пробьешь. – Она опустила руку, и лицо ее поскучнело. – Ничего мне от тебя не надо, Кирилл. Корми своих глупых кур и ничего не бойся. Иди-иди, колхозник, тебя заждались!
Она сняла с веревки полотенце, повесила его на шею и пошла в душевую.
Я поднял ведро. Куры, поворачивая головы то в одну, то в другую сторону, с опаской смотрели на меня.
Есть одна неоспоримая истина, подумал я, и заключается она в том, что ты, Кирилл Андреевич, превратился в трусливое, жалкое создание и место твое в самом деле в курятнике.
Она, наверное, решила поиздеваться надо мной.
– Алло! – раздраженным голосом кричал я в трубку, третий раз подряд реагируя на звонок. На другом конце провода опять молчали, я слышал лишь частое дыхание, нечто похожее на приглушенный голос, затем связь обрывалась короткими гудками. Подняв трубку в четвертый раз, я, не церемонясь, сказал громко и вразумительно:
– Иди в зад!
Ударил пальцем по кнопкам, положил трубку на стол. Теперь пусть названивает сколько душе угодно.
Семь утра. Для отдыхающих, конечно, это время завтрака и выхода к морю. Для меня, если я не занят перевозкой рыбы в Симферополь, это время самого крепкого сна. Но после идиотских звонков диван со смятой постелью уже не казался привлекательным. Меня трудно вывести из себя, но если это все-таки удается, я изменяю даже железным правилам.
Я выпил стакан кефира, кинул в свой пронзительно-оранжевый рюкзак с вышитыми на клапане инициалами «В. К. А.» моток пестрой альпинистской веревки, похожей по окраске на южноамериканскую болотную гадюку, дюжину титановых карабинов, мешочек с крючьями, канифоль, скальный молоток, взвалил рюкзак на плечи и вышел из квартиры.