Надо было, конечно, резко остановиться и сесть на снег, но я, не снижая скорости, машинально схватился за очки, пытаясь протереть их перчатками, и успел услышать совсем рядом хруст снежного наста и окрик: «Осторожнее!»
Что произошло потом, я помню очень смутно. Работа сознания оборвалась на короткой вспышке и оглушительном треске, и я – без страха и боли – успел осознать, что подчистую снес какую-то постройку.
После чего я погрузился во мрак небытия.
Раньше я воспринимал свою голову как нечто цельное, как пушечное ядро, водруженное мне на плечи. Теперь я точно знал, что мой череп состоит из множества кусочков, с сомнительной степенью надежности соединенных друг с другом, словно наспех склеенная разбитая керамическая ваза. Особенно вычленялись из общей конструкции затылочная кость и темечко. Они слабо и скучно ныли, как капризные детишки, которые точно знали, что мороженое не получат, но все равно продолжали донимать своих родителей.
Я лежал в сумрачной комнате, неуютно просторной, со стенами из мореного бруса. Темным был и высокий деревянный потолок, покрытый глубокими трещинами. Узкое окно, разделенное рейками на множество квадратов, едва пропускало свет. Снаружи, за ним, словно подглядывая за мной, склонилась покрытая снежными комками сосновая ветка. Она закрывала собой солнечный свет. Хотя, может быть, был уже поздний вечер.
Обо что же это я так звезданулся? В памяти в мельчайших подробностях сохранился мой замечательный спуск с горы. Помню, как падал, вставал, снова падал, как лицо обжигали ледяные крошки, как ревел ветер в ушах, а потом… Я снес трансформаторную будку или туалет?.. Как жарко! Кто накрыл меня одеялом? Какое чучело накрыло меня теплым верблюжьим одеялом, не вытряхнув меня из комбинезона? И вообще, где я?
Я приподнял голову, потом привстал, с удовлетворением отмечая, что, кроме легкой боли в затылке, не испытываю никакого дискомфорта. Тут я уловил легкий запах стеариновой свечи и даже услышал потрескивание фитиля. Обернувшись на мерцающий свет, я увидел, что нахожусь в комнате не один. У противоположной стены стоял крепкий, грубо сколоченный стол, в середине которого торчала горящая свеча. В ее непостоянном свете застыли две безмолвные фигуры в белых одеждах, которые при более внимательном рассмотрении оказались обыкновенными простынями, накинутыми на тело на манер тоги. Люди были неподвижны, как восковые фигуры, их руки, протянутые друг к другу, повисли над столом и крепко сплелись как раз над свечой. Я все более приходил в себя и уже мог различить, что за столом, лицом к лицу, сидят молодой мужчина и девушка. И не просто девушка, а Лера! Ее темные волосы, тщательно расчесанные, рассыпались по обнаженным плечам. Подбородок был приподнят, но без видимого напряжения, взгляд устремлен в глаза мужчине. Тот держал ее ладони и очень медленно, почти неуловимо, сводил и разводил их.