Я обыскал купе, в котором обнаружил сержанта, перевернул постели, посмотрел под диванами, в багажном отсеке, но автомата не нашел. Филин? – с сомнением предположил я, вспоминая, как тот корчился и мочился на штору, чтобы использовать ее как фильтр. Вряд ли он, спасая себе жизнь, стал бы беспокоиться о такой ерунде, как автомат сержанта. Может быть, сержант успел выкинуть оружие из окна, когда мы все начали травиться газом?
Я услышал, как в противоположной стороне вагона ударилась в перегородку дверь. Я вышел в коридор, поднял с пола свое единственное оружие – поручень – и, стараясь не касаться вымазанных в краске стен, осторожно пошел вперед. Дверь купе Милы была закрыта, хотя я, выбивая окна, оставил ее открытой. Понимая, что за дверью меня может ждать приклад автомата и даже очередь, я встал сбоку от нее, прижался к перегородке и дернул дверь на себя.
Мила сидела на диване, подсунув ноги под себя, и покачивалась вперед-назад. Подняв неимоверно бледное лицо, она простонала:
– Ради бога, закройте дверь. Мне плохо…
Она тотчас схватила полотенце и прижала его ко рту. Судорога сложила ее пополам, и женщина уткнулась лицом в подушку. Сейчас ей было не до разговоров и выяснений отношений, и я, ни слова не говоря, закрыл дверь.
Я пошел обратно. Влад продолжал сидеть в той же позе, в какой я его оставил несколько минут назад. Одной рукой он подпирал свою тяжелую голову, а второй держал бутылку с минералкой, словно страдал от тяжелейшего похмелья и никак не мог справиться с пивом. Я сочувствующе кивнул ему и пошел к Регине.
Похоже, девушка перенесла отравление намного хуже своих коллег по несчастью. Без каких-либо признаков жизни она лежала на полу между диванами лицом вниз, ее руки были сведены где-то под челюстью, и казалось, что девушка, таясь, рассматривает жучка в спичечном коробке. Я присел перед ней на корточки и положил ей на спину ладонь между лопаток.
– Регина, – позвал я тихо, боясь испугать девушку своим внезапным появлением.
Мне показалось, что она вовсе не дышит. Я схватил ее руку чуть выше локтя и выдернул ее из-под головы. Рука девушки была горячей и влажной. Несколько секунд я держал ее тонкую и прозрачную, как у эмбриона, ладонь в своей ладони, потом разжал пальцы. Рука девушки упала на пол, щелкнув серебряными кольцами, как кастаньетами.
У меня похолодело внутри. Расставив ноги, я встал над девушкой, взял ее за плечи, поднял и перевернул на спину. Потом убрал волосы с лица, посмотрел в ее мутные неподвижные глаза и, наполняясь ужасом, коснулся пальцами ее тонкой шеи, покрытой, словно чешуей, мелкой сеткой кровоподтеков, очень похожей на след от вафельного полотенца.