– Где ты был вчера днем? – спросил Воронцов Миколу.
– Днем? – писклявым голосом переспросил Микола: напряженные из-за тяжелых размышлений голосовые связки неожиданно дали петуха.
– Да, днем. Перечисляй по часам – где был, что делал.
Спокойный, даже доброжелательный тон следователя немного успокоил Миколу. Беспрестанно поглядывая на участкового – свой как-никак, упрягинский! – он проговорил:
– В одиннадцать я в городе был, в больнице. Потом на рынок заехал, а оттуда уже домой.
– Что ты делал в больнице? – спросил Воронцов.
– Жену навещал. Она у меня на сохранении лежит. Я ей лекарства отвез.
– А на рынке?
– Затоварился.
– Продал что-нибудь?
– Да что я продать могу? У меня на продажу нет ничего, – более твердым голосом ответил Микола и даже усмехнулся, словно иронизируя по поводу своей бедности.
– Что ж ты, до города порожняком ехал? Даже мешка картошки или яблок не прихватил?
– Порожняком, – кивнул Микола. – Картошки у меня самого мало. А яблоки… Какие в этом году яблоки?
Воронцов остановился посреди комнаты, рассматривая свисающую с люстры липкую ленту, покрытую неподвижными мухами.
– Значит, ты затоварился и поехал в Упрягино? – уточнил он.
Микола начал ерзать, раскачиваться из стороны в сторону, словно у него вдруг нестерпимо заболел живот. Лицо его выражало муки продвижения к правде. Воронцов догадался, что Микола созрел и готов «расколоться». Помогая ему в этих тяжких родах, Воронцов повернулся к нему лицом, широко расставил ноги и сунул руки в карманы брюк. Его фигура выражала волю и справедливость.
– Так что ты хочешь сказать?
– Товарищ следователь! – наконец прорвало у Миколы. – Я вам скажу правду! Ну, сколько я этого товара набрал? Коробку шпротов, сто плавленых сырков, двадцать пять бутылок водки да десяток пачек порошковых супов. Все остальное подорожало, я даже брать не стал. Ну, возьмут у меня все, что привез. Сколько мне того навара останется? Копейки! Я и так самую малость в цены добавляю. Чтоб только на бензин хватило да на лекарства. На прошлой неделе жене двенадцать рецептов выписали! Где мне такие деньги взять? Вот что у меня есть… Вот вся наличка, мамой клянусь!
С этими словами он вскочил на ноги, сунул руки в тесные карманы и стал вытаскивать мятые мелкие купюры. Зажав их в кулаке, он протянул руку Воронцову.
– Забирайте! Забирайте! – громко крикнул он, начиная терять самообладание и скатываться в истерику. – Продукты можете забрать! Все забирайте…
Его голос задрожал, глаза заблестели. Воронцов вдруг быстро шагнул к Миколе, крепко сжал его руку с купюрами и влепил ему пощечину. От толчка Микола сел в кресло, растерянно хлопая полными слез глазами.