Зампред речь завершил радужно, но, не скрывая трудностей, обеспечил высокоценный баланс самокритики и жизнеутверждения.
Опытным взором Дурасников, усевшись за стол, различил, что распирает праведным гневом двоих-троих, не более и поскольку выпад полковника ущерба не нанес и аудиторию не распалил, Дурасников решил, что вспышка всеобщего негодования не грозит, а возможны лишь мелкие тычки и уколы, к чему он давно приучен. Случалось с соратниками обсуждать выпады неуемных правдолюбцев на собраниях, и чиновники весело смеялись, припоминая, как в раже тот или иной борец за справедливость махал руками, исходил потом, брызгал слюной, и человечишко этот - неужто невдомек, плетью обуха не перешибешь - вызывал жалость и презрение.
Творожные страсти не достигли точки кипения, народ не волновался, полковник утомился и снова впал в дрему, все вышло, как заведено, и Дурасников, меж шепотами про творог, каменный хлеб и несвежее молоко, прикидывал, чего напаковал ему Пачкун в картонную коробку, доставленную Колей Шоколадовым, и, главное, есть ли там балык на подарки врачу и для себя, и для банной подружки, подставленной Наташкой Дрын. Подружке Дурасников обещал в бане пяток банок балыка, присовокупив царственное - не вопрос, и теперь приходилось держать слово, данное существу на четверть века тебя моложе; Дурасников уверял себя, что подружка истинно потянулась к нему, и ее обмолвка насчет желания поменять комнату в коммуналке на однокомнатную квартирку - всего лишь случайность, хотя было бы приятно наведываться в однокомнатный рай малолетствующей, по меркам Дурасникова, птахи.
Выражение десятков лиц в зале слились в одно кислосладкое и полусонное, секретарь партбюро прослаивал выступление Дурасникова подходящими разъяснениями, и зампред, компенсируя себе напряжение на трибуне, окунулся в мечты.
И то сказать - сорок с хвостиком: возможностей все больше, желания еще скручивают в жгут, а жена вдруг увяла, раздражает Дурасникова; контакт с сыном истончился, как стертый медный пятак, и, похоже, вот-вот зазияет дырой отчуждения. О работе смешно говорить... Работа Дурасникова, заключалась в умении удержаться, обеспечить равновесие - способы выравнивания крена значения не имели, тут, как нигде, ценился тысячекратно жеваный-пережеванный в печати и на экранах конечный результат: или кресло под задом или... коленом под зад, третьего не дано. Только успевай, лови взгляды вышестоящих, знай истолковывай, по возможности, верно, не угадаешь, пиши - пропало. Нервы Дурасников пережигал изрядно, но постоянный колотун и опасения себя окупали. Кроме как к аппаратной службе, он ни к чему не годился: руки словно глиняные, гвоздя не вобьет без крови и крика, умишко сметливый, не без изворотливости, но маломощный, как раз подходящий для аппаратной интриги.