В бараках висели черные тарелки, которые принимались хрипеть в определенное время, после чего оттуда доносился грозный, как если бы говорил сам Иегова, голос Левитана. Женщины сразу переставали разговаривать, а мужчины, обычно собиравшиеся заранее к определенному часу, слушали, курили, потом смачно сплевывали и, не глядя друг на друга, расходились.
Он подумает, сказал комендант. Пусть она сама к нему подойдет вечером после работы, и он решит. И снова взглянул исподлобья. Мне надо покормить и уложить спать сына, сказала мать. Покорми и уложи, сощурился комендант. И приходи. Он, как и другие мужики, проявлявшие к ней интерес, старался не замечать Игоря.
- А без этого никак? - спросила она после паузы. - Никак, - ответил он. Я подумаю, - сказала она, а когда он вышел, показала язык закрывшейся за ним двери. Вечером она никуда не пошла, и все осталось по-старому.
Но однажды утром она не встала, не услышав заводской гудок, и опоздала на работу. Вернулась поздно вечером, со следами слез на лице.
Сейчас он вспомнил об этом и связал с тем, что услышал от нее незадолго до смерти.
Как-то мать попеняла ему за недобросовестность - он не ответил на письмо читателя, которое дал ей прочитать, - и почему-то стала рассказывать о своем одном-единственном в жизни опоздании на работу. На целых полчаса. Мол, тогда к ней отнеслись с пониманием и по-доброму: решили не передавать в суд, приняв во внимание, что она член партии, муж на фронте, на иждивении находится нетрудоспособный член семьи и это первое опоздание на работу. Поэтому на хлебной восьмисотграммовой карточке ей отрезали полоску с числом "200". Хотя другим на первый раз отрезали "300".
Он вспоминал и другое: в тот раз она заснула не сразу, во сне вскакивала, снова ложилась, неразборчиво бормотала, плакала, перед кем-то оправдывалась. И все равно чуть не проспала, поскольку заснула только под утро. Игорь старался ее растолкать, но она только мычала, по-детски мотала головой и отворачивалась. И только когда он заплакал от бессилия, она опрометью вскочила, оглянулась, ничего не понимая, и, увидев за окном спешащих людей, бросилась на выход.
5
...Темное, тесное пространство вагона-теплушки заполнено тяжелым дыханием спящих и ритмичным стуком колес вагона. Игорь не спит, вдыхает спертый воздух, пропитанный запахами паровозной гари, пыльной мешковины и немытых тел. Из дальнего угла доносится чей-то кашель и слабеющий плач младенца, переходящий в сонное всхлипывание.
Тьма сипит, натужно кашляет, сонно чмокает, и бормочет, и смотрит в упор, не мигая, малиновым глазом раскаленной "буржуйки"... Там, в ее приоткрытой дверце, что-то трещит, а по обгоревшему толстому полену наперегонки бегут синие огоньки до раскаленного, согнутого гвоздя, потом обратно, и большой, рыжий огонь негодующе гудит на озорников, втягиваясь в трубу - вишневую у самого основания, а выше постепенно темнеющую до черноты у небольшого окошка, из которого выглядывает наружу.