Но и без его советов хирдманы помнили – двадцать семь семей осиротело и им придется взглянуть в глаза родным умерших. А этого не ждут – ведь они ходили в мирный торговый поход.
– Послушай-ка! – Модольв положил руку на плечо Хродмару. – Тебе, как видно, не очень-то хочется идти первым. Подожди здесь. Я пойду сначала сам, а потом… Потом видно будет.
Хродмар молча кивнул. Модольв подумал, что болезнь сделала его племянника молчаливее и, возможно, мудрее. Для него не прошло бесследно то открытие, что любой знатный вождь, будь он хоть красивее самого Бальдра, так же беззащитен перед превратностями судьбы, как последний чумазый раб из свинарника.
«Тюленя» вытащили на берег, хирдманы принялись разбирать весла, снимать и сворачивать парус. А Модольв пошел к усадьбе.
Едва он вступил на двор, как из хозяйского дома ему навстречу выскочили несколько человек – и первой Модольв увидел свою сестру Стейнвёр, ее головное покрывало с широкой синей лентой из шелка, ее лицо, немного увядшее, но еще красивое. У Модольва дрогнуло сердце – в памяти его ожил Хродмар, такой, каким он был и какого он почти забыл за последний месяц. Хродмар был похож на мать.
За спиной фру Стейнвёр виднелась плечистая фигура Кари ярла. Неторопливый и основательный, он был выше жены на целую голову, и возле него подвижная, легко сложенная фру Стейнвёр казалась белкой рядом с медведем. В усадьбе шутили, что боги смешали Стейнвёр и Кари, а потом разделили пополам – вот Хродмар и получился как раз таким, как нужно.
– Модольв! Модольв ярл! – воскликнуло разом несколько голосов.
Фру Стейнвёр подбежала к брату, звеня ключами и амулетами, словно воин полным снаряжением.
– Где вы пропадали так долго? Что случилось? Где Хродмар? – торопливо сыпала она вопросами, не в силах дождаться ответов.
– Нам не очень-то повезло в этом походе, – издалека, как искусный сказитель, начал Модольв. – На Квиттинге нас прихватила болезнь…
– Какая болезнь? – воскликнула фру Стейнвёр и зачастила, теребя брата за кожаный рукав: – Я так и знала! Так и знала! Вы поплыли в дурной день, я говорила вам, но конунгу не терпелось! Знамения предвещали беду! Ведь Стуре-Одд бросал прутья! [20] Что за болезнь?
– «Гнилая смерть», – осторожно ответил Модольв. – И многие у нас заболели…
– «Гнилая смерть»… – повторила Стейнвёр и вдруг застыла, все ее суетливое оживление пропало.
Краска схлынула с ее лица, глаза стали огромными. Фру Стейнвёр отшатнулась от брата, прижала руку ко рту и застыла, точно замороженная.
– Что… Что с моим сыном… – почти в беспамятстве от ужаса пробормотала она, боясь самого страшного и не желая верить, что это возможно.