Мяч был оранжевый, а огонь – белый. Если смотреть изнутри. Белый с тонкими черными веточками, похожими на кровеносные сосуды. И Антон бежал и горел – долго, несколько длинных секунд.
В огне сворачивались листья каштана. И листы чьих-то писем – детский почерк; и оплывали, будто льдинки, цветные и черно-белые фотографии…
Они с Ленкой на море. С «сувенирным» видом за плечами. Ленка улыбается и обнимает Антона за шею.
Ленка в тонком халатике на мокрое тело.
Ленка…
«Мама! Забери ты меня из этого лагеря. Тут скучно, в девять вечера спать, и все время дождь. И вожатый противный. Я жду тебя в воскресение…»
Когда Антон смог открыть глаза, в воздухе все еще пахло паленым. И ноги в кроссовках стояли кругом – в серых и синих кроссовках; потом блеснула будто яичная скорлупа, и белые, как пароход в далеком море, большие тяжелые кроссовки выплыли откуда-то и остановились у Антона перед глазами.
– Вставай, – сказал Мэл.
Копоть была всюду. И – запах.
– Теперь ты имеешь представление о месте, куда так просился, – сказал Мэл Антону на ухо. – Поэтому соберись и играй дальше.
* * *
Вода стекала в забранную решеткой дыру посреди душевой. Ребята говорили вполголоса и косились на Антона с опаской. Новенький – его звали Кирилл – сидел на корточках, обхватив руками стриженую голову.
Вода была черной. Копоть никак не желала отмываться.
* * *
– Мэл…
– Да?
– Я ведь не могу ничего исправить… Ничего вернуть. Ведь не могу?
Мэл хмыкнул:
– Ты хочешь, чтобы я тебя утешал?
– Нет, – сказал Антон. – Я просто спросил. Я подумал… Ведь трудно забросить мяч под огнеметом, правда?
– Трудно, – согласился Мэл.
Антон отвел глаза. Посмотрел на свои руки. Ладони были серые как пепел.
– А что, если кто-то сделает? Это? Забросит в огне?
Мэл некоторое время его разглядывал, а потом вдруг расхохотался:
– Ты хочешь торговаться, что ли? Нет – я тебя правильно понял? Ты хочешь заключить договор?
У него были ровные острые зубы. Большая слива на футболке переливалась всеми оттенками синего.
* * *
Счет был пять тысяч сто тридцать шесть на пять тысяч двести в пользу команды Мэла. Новичок Кирилл был очень хорош в игре, но слаб психологически. Всякий раз, когда в спину ему ударяла автоматная очередь, он умирал всерьез и надолго; его приходилось едва ли не силой поднимать с подмерзшего снега и пощечинами приводить в чувство. И долгие минуты после этого Кирилл мыкался по площадке, будто слепой котенок; команда Людовика теряла очки, и Антон знал, что скоро придет очередь огнемета.
Пришла.
Антон выпрыгнул с линии штрафной – и увидел Вову, который рвался к кольцу и был совершенно открыт. И Антон паснул, и Вова обязательно заколотил бы, если бы тонкая огненная струя, прицельно выпущенная Людовиком, не превратила его в пляшущий факел.