Взволнованно бубнит где-то английский комментатор.
– Нельзя так его подпускать! – резко говорит спортивный чиновник, сидящий справа от меня. – Он допрыгается!
Обнимаю себя за плечи.
Не подпускай его близко! Не подпускай!
– Тут достаточно пропустить один удар, – рассудительно говорит чиновник. – Один удар пропустить – и все, спускай воду…
Я не люблю чиновников.
Конец раунда. Виктор плюхается на стул в своем углу ринга, и его закрывают от меня чужие спины. Поднимаю глаза, смотрю на монитор; большой электронный Дымко кажется спокойным. Ему что-то говорят, он не отвечает, только кивает в ответ…
Сигнал к продолжению боя. Все начинается снова.
Пытаюсь слушать, что говорит мой спортивный чиновник. Если верить ему – Дымко все делает не так. Он расслабился. Он недооценивает противника. Он слишком низко держит руки. Он ждет непонятно чего. Он уже десять раз мог провести атаку…
И Виктор проводит атаку, но кофейный человек отражает удары, уклоняется, переходит в контрнаступление. Чиновники справа и слева от меня кричат и даже как-то поскуливают от напряжения; Виктор с кофейным стоят обнявшись, как лучшие друзья, и не могут выпустить друг друга, тогда белый человечек небрезгливо берет их за плечи и растаскивает, расцепляет, как вагоны расформированного состава…
Наконец-то гонг.
Елена
Комментатор говорит, что после второго раунда бойцы перестали оправдывать ожидания. Что нету яркого, зрелищного бокса. Что слишком много проволочек, связываний и попыток измотать друг друга. И что неизвестно, между прочим, как проявит себя Дымко в поздних раундах, а ведь все дело идет к тому, что будет борьба на измор…
Зачем я вообще включила телевизор?!
«Зачем я ушла из дому? – плачет улитка. – Я верю // в вечную жизнь, конечно, // вы правы…»
Лена
…Закладывает уши от крика и свиста. Шахматы?!
Уже девятый раунд, оба измотаны, у Виктора на скуле наливается краской кровоподтек.
Мой спортивный чиновник – и другие спортивные чиновники, справа и сверху от меня – матерятся. Их ругательства тонут в общем шуме.
Виктор атакует. И атакует снова.
Я ненавижу его противника. Я ненавижу блестящего мулата с руками до земли. Я готова выскочить на ринг и перегрызть ему горло.
– Дай ему! Дай ему, Витька! Врежь ему!
На трибуне напротив тоже прыгают и орут.
– Убей его! Врежь ему! Давай!
Не знаю, слышит ли он мой голос в этом реве. Куда там…
Елена
Мельком вижу трибуны.
Успеваю заметить грузную чернокожую даму, потрясающую кулаками, мужчину в расстегнутом – нет, расползающемся под напором темперамента – пиджаке, и еще одного толстяка, и еще одну пожилую бабищу в вечернем платье, азартно молотящую воздух… И вдруг –