Собственно, это все.
Можно было бы дописать, как спустя месяц в квартире у Егора задребезжал дверной звонок, как мама, вытирая руки о передник, спросила «Кто там?» – она думала, что это принесли с почты Егорову пенсию…
И как в дверном проеме встали высокий мужчина и светловолосая девочка.
В руках у девочки был самолетик со сложной формой четырех растопыренных, будто у воробья, крыльев.
А в руках у мужчины была большая папка и толстая пластмассовая труба – футляр для чертежей. И, когда он сбивчиво заговорил, указывая то на самолетик, но на свою папку, женщина не поверила своим ушам…
И что вскоре после этого визита – и в результате его! – у Егора появились деньги на пресловутую операцию, и операция прошла хорошо, поэтому инвалидную коляску скоро продали в специальную ортопедическую комиссионку, а о Егоре написали большую статью в городской газете – под названием «Моцарт авиастроения»…
Аля между тем оказалась даже младше его, но Егор, оставленный из-за пропусков на второй год, все-таки очутился с ней в одном классе.
Как хочется, чтобы все так и было!
А пока она стоит на балконе с самолетиком в руках.
И читает надпись фломастером на бумажном хвосте: «Аля».
– Не стой на балконе, – крикнула мама из кухни. – Слышишь, Аля? Простудишься…
Влажная скатерть покачивалась на ветру; девочка смотрела то на самолетик в своих руках, то на стену дома напротив. Балконы, балконы… застекленные и открытые, увитые желто-красным по осени виноградом. Будто телеграфные провода, покачивались пустые бельевые веревки.
Прямо напротив, этажом выше, на пустом балконе стояла древняя, ржавая, забытая всеми инвалидная коляска.
На пустом балконе квартиры, где вот уже несколько лет – девочка знала от соседей – никто не живет.
Конец