Раскатились по всему полу кругляшки – семечки правды. А Максимилиан вскочил, вскинул руки, как дирижер, и по-паучьи зашевелил пальцами. В комнатушке запахло сыростью, плесенью, еще какой-то дрянью, с пальцев негодяя полетели искры. Я широко взмахнула посохом: искры погасли, запах разом исчез.
– Тоже мне маг, – Максимилиан встряхнул кистями, как фокусник. – Недоучка. Отдавай ключ.
Я разозлилась, но, к счастью, рассудка не потеряла. Собрала свою злость в животе, перекатила тугой комок в грудь, потом в левую руку – и вытолкнула из посоха, как из шланга, струю настоящего злого огня.
Максимилиан увернулся – быстрый и черный, как летучая мышь. За его спиной задымились флаги на стене. Язычки огня поползли по фигуркам всадников, уцелевших когда-то в сражении. Максимилиан снова вскинул руки, но тут я изо всех сил треснула его посохом по голове – без всякого волшебства, просто, как палкой.
Он взвыл, сорвал со стены флаг и пошел на меня, размахивая тлеющей тряпкой. Вокруг вертящейся ткани собирался плотный воздух, казалось, из рук мальчишки вырывается серый удушливый смерч.
– Сожгу! – мой посох плюнул бледным лучиком. Я струсила, я готова была отступить: в Максимилиане было что-то, заставляющее цепенеть. А смерч нарастал, развевались ткани на стенах, холодный ветер нес запахи гнили и дохлятины.
– Отдай ключ, – мой враг ухмылялся. – И тогда я тебя выпущу живой.
– Не надейся!
Посох наконец-то разразился боевым зеленым сполохом. Максимилиан опять уклонился, но его гадкий смерч исчез, а флаги на стене вспыхнули, будто на них плеснули бензином. Мы с мальчишкой кружили по комнате, не сводя друг с друга глаз, выбирая время для атаки и не позволяя ударить другому. Огонь расползался все шире. Дым лез в горло и выедал глаза. Пора было уносить ноги, но я не знала, где выход.
– Сдаешься? – спросил Максимилиан.
– Давай по-хорошему? – предложила я, сжимая посох мокрыми ладонями.
– По-хорошему я не умею, – он с сожалением оглядел горящие знамена. – Сколько ты тут напортила… Огонь, умри.
Он поднял руку. По комнате прошел ветер, я пошатнулась и чуть не упала. Огонь исчез отовсюду и сразу, и даже обгорелые края знамен больше не дымились.
– Ну ты кое-что умеешь, – сказала я после паузы, стараясь, чтобы голос звучал снисходительно.
– Зато ты не умеешь ничего, – сказал мальчишка.
– Послушай, – теперь я боялась, если честно, с ним ссориться. – Почему ты сразу начинаешь драться? Если тебе надо пройти за Печать, то так и скажи. Мы ведь можем договориться, правда? Ты мне поможешь здесь, я тебе помогу там…
– Да-да, – сказал он, скаля зубы. – Ты со мной по-доброму, я с тобой по-доброму…