– Может, у них самые хорошие побуждения, но я этого не выдержу. Нам хватает слез.
– Слез не может быть слишком много, Ронни.
Я отвернулась, открыла дверь и увидела толпу людей, которые продолжали петь.
– Прошу вас, уходите! – крикнула я. – Моя мама больна, она ждет ребенка. Прошу вас, уходите, потому что нам надо отдохнуть.
Репортеры набросились на меня, как это показывают в кино. «Вероника! – кричали они. – Мы слышали, что вы пытались застрелить убийцу своих сестер... Вы ждете строгого обвинительного приговора? Вы могли бы убить Скотта Эрли? Это изменило бы вашу жизнь? Вы сможете?..»
Я схватила деревянные муляжи яблок, которые вырезала и раскрашивала моя мама, и начала швырять их в людей с камерами. Дядя Брайс пытался держать меня обеими руками, но я вырывалась, стараясь укусить его (потом я, конечно, извинялась). Все было заснято на пленку. Я выглядела, как гиена: сцепленные зубы, развевающиеся волосы. «Приступ ярости сестры жертв шокировал всю общину».
К этому времени пришел мой отец. Он немедленно отправился к дому доктора Пратта, который жил почти у самого города. Папа проехал мимо всех камер, и журналисты едва не улюлюкали. Когда папа вернулся, я все еще не помня себя продолжала кричать: «Они наши! Они наши!» Папа заставил меня запить молоком две таблетки. Их вкус напоминал вкус мази, которую я наношу на лицо от прыщиков. Потом комната медленно поплыла у меня перед глазами, и я заснула. Когда я проснулась на следующий день, был час дня.
Похороны моих сестер были назначены на три.
Насколько я поняла, во время поминальной службы дядюшка Пирс все время возвращался к тому, как мы должны быть преданы учению мормонов, и почему-то довольно мало говорил о наших маленьких девочках.
– Братья и сестры, мы скорбим о потере славных Рут Элизабет и Ребекки Ровене Свои, моих племянницах, дочерях моего брата. Но их можно считать счастливее нас, ибо им уже открылась правда. Мы знаем истину, донесенную до нас пророком, мы знаем букву, согласно которой строим свою жизнь каждый день, эти же невинные души уже упокоились с миром, они наслаждаются радостью, недоступной земному сознанию. Мы, оставленные на земле, чтобы нести бремя своих забот, должны побороть грехи свои...
Я не слушала. Мне не понравилось то, что говорил дядюшка Пирс.
Затем выступил дядюшка Брайс: он тоже начал с того, как важно членам семьи держаться вместе, потому что пораженная часть тела исцеляется, только если мобилизованы все силы организма. Это уже звучало лучше, но все равно было не о сестрах, а о нас.