— Смотри-ка, — воскликнула Полина, — да это господин Гютен!
— Да, — подтвердил Божэ, заслонившись рукою от солнца, — это его ялик из красного дерева… А на другом, должно быть, студенты.
И он рассказал о стародавней ненависти между учащейся молодежью и торговыми служащими, которая нередко приводила к потасовкам. При имени Гютена Дениза остановилась и, напрягая зрение, стала следить за утлой лодкой; она старалась отыскать молодого человека среди гребцов, но не различала ничего, кроме двух женщин, казавшихся издали просто белыми пятнами; одна из них, сидевшая у руля, была в красной шляпке. Вскоре голоса смешались, заглушенные плеском реки.
— В воду пропойц!
— В воду аршинников, в воду! В воду их!
Вечером друзья возвратились в ресторан на острове. Однако на открытом воздухе стало уже слишком прохладно, пришлось обедать в одном из двух закрытых помещений, где зимняя сырость настолько увлажняла скатерти, что они казались только что выстиранными. С шести часов столиков уже не хватало, гуляющие торопливо разыскивали, где бы пристроиться, официанты то и дело приносили добавочные стулья, скамьи, теснее сдвигали приборы, сбивали людей в кучу. Теперь стало так душно, что пришлось распахнуть окна. Дневной свет угасал, с тополей струились зеленоватые сумерки; стемнело так быстро, что хозяин ресторана, не приготовившийся к приему посетителей в закрытом помещении, должен был за отсутствием ламп поставить на каждый стол по свече. Стоял оглушительный шум: хохот, выкрики, дребезжание посуды; от ветра, дувшего из окон, свечи коптили и оплывали, а в воздухе, согретом паром от кушаний, порхали ночные бабочки и проносились ледяные дуновения.

— Ну и веселятся же люди! — сказала Полина, всецело занятая рыбой по-матросски, которую она находила изумительной. И, наклонившись, прибавила: — Видите господина Альбера, вон там?
Это был в самом деле молодой Ломм; он сидел в обществе трех женщин весьма сомнительного поведения: старой дамы в желтой шляпе, с отвратительной внешностью сводни, и двух девочек, лет тринадцати — четырнадцати, развинченных и бесстыжих. Он был уже сильно пьян, стучал стаканом по столу я грозился выпороть официанта, если тот не подаст ему сию же минуту ликеров.
— Ну и семейка! — сказала Полина. — Мать в Рамбуйе, отец в Париже, сын в Жуенвиле… По пятам друг за другом не ходят!
Дениза, хоть и ненавидела шум, все же улыбалась, наслаждаясь тем, что среди такого галдежа можно ни о чем не думать. Но вдруг в соседнем зале поднялись крики, заглушившие все остальное. То были какие-то завывания, за которыми, должно быть, последовали пощечины, потому что послышался шум свалки, стук опрокидываемых стульев, настоящая драка; раздавались те же крики, что и днем на реке: