Смоленский проверяет необходимое для операции: свет нужно изменить, электронож не подключен. Наконец можно начинать.
Смоленский смотрит на анестезиолога Сережку Кондакова. Над маской его глаза, один – голубой, другой – карий. У Сережки разные глаза, и обычно это как-то незаметно на лице. Но когда все лицо скрыто, видны только глаза, – это отвлекает. Смоленский несколько раз хотел поставить на Сережкино место другого анестезиолога, с одинаковыми глазами, но те, что с одинаковыми, не сопереживали. Они научились быть деловыми и равнодушными. А Сережка сопереживал, и каждый раз после удачной операции его глаза горели навстречу Смоленскому, как два разных фонаря.
Смоленский берет скальпель. Небольшой разрез. Помощники пальцами слегка сжимают края раны, чтобы уменьшить кровотечение. Смоленский тонким острым пинцетом коагулирует сосуды. Запах паленого, рана открыта, ее обкладывают зелеными пеленками. «Хорошо придумано – зеленые пеленки. Не слепит», – машинально отмечает про себя Смоленский.
Ассистенты крючками раздвигают мышцы, появляются ребра. Электронож, скальпель. Грудная клетка вскрыта, через небольшое отверстие вырываются воздух и гной. Отсос не поспевает убирать желтую пену.
У ребенка началось воспаление легких, потом в воспаленном участке возник нарыв, который прорвался в грудную полость. Пункциональное лечение не помогало. Смоленский испытал все возможное: и пункции, и дренаж, и раздувание легкого под наркозом. Оставалось единственное: вскрыть грудную полость и удалить пораженное легкое или часть его. Чем ребенок меньше, тем операция ему более показана.
…Два мощных ранорасширителя. Смоленский медленно раскручивает рукоятку, рана становится чуть шире. Теперь в небольшую щель просовывает руку и осторожными гладящими движениями отделяет легкое от грудной стенки. Старается работать точно в слое. Очень медленно. Осторожно. Нащупывает слабое место, где легкое легче отслаивается. Помогает себе другой рукой. Все на ощупь, вслепую. Вот наконец-то сзади появилась свободная площадка. Отсюда легче будет мобилизовать и верхнюю, и нижнюю доли. Вдруг рука проваливается в полость. Струей появляется гной. Еще один абсцесс.
– Может, это гнойник из междолевой щели? – неуверенно говорит рентгенолог Ирина Антоновна.
Все оглядываются на рентгенограмму, прикрепленную на окне.
– Сейчас выведем легкое в рану, станет ясно, – говорит Смоленский.
Он говорит и не узнает своего голоса. «Интересно, сколько времени прошло, – думает он. – Час? Пять часов? Двадцать минут?…»
Но вывести легкое в рану невозможно. Сращения нижней доли с диафрагмой настолько плотные, что тупым путем их не разрушишь.