Солнце наконец заходило. Путешествие Ра близилось к концу, огненно-красный след его раскаленной барки уже тянулся над царскими садами, когда Хатшепсут отправилась приветствовать отца. Великий Гор сидел, задумавшись, в кресле, его живот нависал над изукрашенным драгоценными камнями поясом. Выпуклая, точно бочонок, грудь горела золотом, а над массивной головой пламенел в косых лучах небесного отца вздыбленный символ царской власти.
Тутмос I старел. Ему уже перевалило за шестьдесят, но он по-прежнему производил впечатление человека, обладающего непомерной бычьей силой и упорством, за что и получил от предшественника крюк и плеть, при помощи которых потопил в крови последние притязания гиксосов на владычество. Простой народ Египта любил Тутмоса без меры, видя в нем истинного бога свободы и отмщения, при котором граница страны стала существовать на деле, а не только на словах. Его военные кампании были тактически безупречны, они принесли богатую добычу жрецам и народу и, что еще важнее, обеспечили безопасность землепашцам и ремесленникам, которые отныне могли спокойно заниматься своим делом. В свое время он был генералом армии фараона Аменхотепа, который обошел родных сыновей и возложил двойной венец на голову Тутмоса. Не знал Тутмос и жалости. Ради того, чтобы жениться на дочери Аменхотепа, Ахмес, и тем самым узаконить свое право на престол, он оставил жену. Оба его сына от первого брака, теперь уже взрослые мужчины, закаленные в боях ветераны, служили в армии отца, охраняя границы его царства. Пожалуй, ни один фараон не пользовался такой безграничной властью и любовью подданных, как Тутмос, но привычка повелевать не смягчила его характер. Его воля была по-прежнему тверда и неколебима, как гранитная плита, под ее защитой страна сначала зализывала раны, а теперь жила и процветала.
Тутмос с женой в окружении рабов и писцов сидел на берегу озера и отдыхал перед обедом, глядя на розовую рябь, поднятую на поверхности воды закатным ветерком. Когда босая Хатшепсут неслышно подошла к нему по теплой траве, он говорил со своим старым другом Аахмесом пен-Нехебом. Тот стоял перед ним, неловкий, как школьник, смущение проглядывало в каждой линии его осанистой фигуры. По всему было видно, что Тутмос недоволен. Он не отрывал взгляда от воды, голос фараона долетал до Хатшепсут всплесками раздражения:
– Ну же, пен-Нехеб, разве мало дней провели мы с тобой на поле боя и вне его? Тебе нет нужды меня бояться. Я хочу услышать твое мнение, а не видеть, как ты переминаешься передо мной с ноги на ногу, словно нашкодивший мальчишка. Разве я не задал тебе простой вопрос? И разве я не заслуживаю простого, понятного ответа? Доложи мне, каковы успехи моего сына, и сделай это сейчас же.