Глаза Тутмоса видели будущее, недоступное ее взгляду.
– Потому что Газа – ворота в другие страны, где нас ждут новые союзники, завоевания и богатства. Мы и правда владеем Ретенну, но недостаточно уверенно. Пора наполнить Газу египетскими мастерами, египетскими торговцами, египетскими судами.
– Но зачем? Зачем рисковать армией и идти на штурм города, который так легко повернуть против нас, когда все, что нам нужно, – это напомнить им, кому они платят дань? А для этого можно обойтись небольшими силами.
Он посмотрел на нее, не веря своим ушам.
Министры молчали, даже Менх, которому всегда было что сказать, – знали, что их мнение никого не интересует и что они наблюдают за еще одной внутрисемейной стычкой.
– Зачем? Затем что Газа – отличное испытание.
– Для кого?
– Для меня. Для армии, которая устала от притворных сражений и долгих маршей в никуда. Для Египта, который, заполучив Газу, расширит свои пределы.
– Вот еще! В наших пределах и без того никогда не заходит солнце.
И она сердито зашуршала депешами, думая не о гордой и могущественной Газе, но о гордом и могущественном Тутмосе, который, сопя и топая, носился из ее дворца в свой, оттуда в казармы и обратно и гонял своих людей взад и вперед по стране. Наконец она потерла затылок под черно-белым полосатым шлемом, чувствуя, как где-то позади глазниц просыпается головная боль.
– Ладно. Возьми три дивизии и ступай завоюй Газу. Он поглядел на нее недоверчиво:
– Вот так просто?
– Так просто. Газа уже давно словно шип у нас в боку, но, как ты знаешь, до сих пор мне удавалось делать так, чтобы он не втыкался слишком глубоко. Если ты считаешь, что Ретенну угомонится, едва падет Газа, то иди и возьми ее. Делай что хочешь, Тутмос, только не умирай.
Они улыбнулись друг другу – способность отрешиться на время от предмета спора и взглянуть на него с точки зрения то и дело вспыхивавшей семейной вражды еще не была ими утрачена.
Он низко поклонился.
– Благодарю тебя, могучий фараон. Газа падет, а я, вне всякого сомнения, вернусь домой.
– Разумеется. – Ее рот изогнулся в полуулыбке. – Но не забудь: вся добыча – моя.
Он рассмеялся:
– Я брошу ее к твоим ногам.
Она отпустила его и с насмешливой улыбкой повернулась к смущенным, настороженным советникам. Те зашевелились и сочувственно улыбнулись в ответ, слушая, как за дверью Тутмос выкрикивает распоряжения глашатаям созвать его генералов.
На север из Фив пошли все: Тутмос в золоченом шлеме и серебряных браслетах главнокомандующего, Минмос, Нахт, Менхеперрасонб, Яму-Неджех, Май, Яму-Нефру, Джехути, Сен-Нефер, и с ними пятнадцать тысяч солдат – дивизии Гора, Сета и Анубиса. Хатшепсут все утро смотрела, как сверкающие кавалькады змеятся по дороге вдоль реки. Когда последняя обозная телега скрылась из виду, она покинула балкон и вернулась в пустой, притихший дворец. Ей стало не по себе от этой тишины, и она вспомнила, как когда-то сама, довольная и счастливая, уходила с войсками, оставив Тутмоса слоняться по покоям дворца в Асуане. Теперь армию Египта возглавляет Тутмос, а ей, точно старой кляче, только и остается что мирно пастись на солнышке. С другой стороны, приятно было проснуться утром, послушать, как Хапусенеб поет гимн, потом спокойно встать, одеться и не спеша отправиться в храм, не думая о том, что опять предстоит целый день состязаться с Тутмосом, кто кого тоньше подденет, и выдерживать бесконечные утомительные ссоры. Она не совсем утратила бдительность, зная, что он наверняка окружил се своими шпионами. Стражники день и ночь стерегли ее покои, и все же сама Хатшепсут, зная, что Тутмос вряд ли решится предпринять что-то серьезное, пока его нет в городе и он не может тут же выхватить из ее рук плеть и крюк, позволила себе отдохнуть немного.