Бешено мчатся гонцы по Верхней Германии… Так-так-так-так-так-так-так… Убаюкивающе стучало.
Вителлий дернулся, меняя затекшую руку. И снова закрыл глаза. Как будто липкий мед сковывал веки и приятно давил.
____________________
Покачиваясь, шел консульский легат Авл Вителлий. Сильно болела голова. Лицо, распухшее и помятое, от мороза стало синевато-багровым.
Конница Первого легиона… Валент… Надо пройти ровнее…
____________________
– Теперь, конечно. Теперь, когда вся верхнегерманская армия примкнула к нам… А тогда… Я приветствовал Вителлия, как императора… М-мм… Я боялся. Боялся и думал: стоило ли из-за того, что старик меня наградил не так, как я хотел, так рисковать?… Разве что… Может и так… Время мутное…
– Ну, и что?
– Странно… Все странно. Я говорил с легионерами. Никто в отдельности не рвался, никто не говорил, что хочет войны… А войска требовали начать военные действия? Как это?
– Да.
– И я ничего не хотел. Вроде. А Вителлий?! Он и война?… Легионы сами действовали за оцепеневшего Вителлия, пьяного и объевшегося… Никто не хотел, никто! И все видели, что от войны уже не уйти.
____________________
– Я говорил в камере с Валентом еще, но по интересующему вопросу это главное, Прим.
– Хм… Интересно, как было у Веспасиана? Говорят, что узнав о смерти Гальбы и мятеже Отона и Вителлия, солдаты испугались: власть и различные блага уйдут к другим, а им останется одна служба… Но, скорее всего, каждый из них тоже не хотел войны, да еще такой… Веспасиан… Он… Нет, не рвался… Он совсем не рвался… Муциан, сидевший в Сирии, его… уговаривал, но сам… Тоже нет. Получается: никто ничего не хотел. Хм… Странно, действительно.
____________________
Сон становился каким-то нехорошим. Надо было просыпаться. Начинала болеть голова. И все равно продолжало крутиться разноцветное колесо, вдруг останавливаясь; вырастало огромное цветное пятно, превращаясь во что-то реальное… ужасно неприятное – опять расплывалось и опять крутилось, крутилось…
Синее пятно… Он, сидя, спрашивает испугано: «А как Иудея и Сирия? Как Веспасиан?» А ему читают донесение разведчика: «…Легионы здесь готовы принять участие в гражданской войне. Тит Флавий Веспасиан в Иудее и в Сирии Муциан видят настроение солдат и, судя по всему, решили выждать – кто: Вителлий или Отон?…»
Отонианцев Валент с Цециной разбили. Отон покончил с собой. Тогда все обошлось.
Желтое пятно слепило. Потом поползли трещины, как по скорлупе яйца: много-много. Черненькие, маленькие, они росли и вдруг превратились в дороги – паутинку дорог. Вытек белок-море, чуть позже желток – еще море, и по дорогам, ведущим от обоих морей, загрохотали повозки, заполненные до края всем, что могло еще возбудить аппетит. Вителлий ежился и ему казалось, что все сразу из всех повозок – много всего падает ему в рот. Немного подступило к горлу. Отошло. Опять… Очень сухо стало во рту императора. Он судорожно сделал глотательное движение. Мотнул головой. Ударился в висок. Резко заныл правый глаз, закувыркалось красное пятно.