— Я же говорю: Аня лежит в больнице, бабушка, наверное, у нее.
— Ты знаешь, что с ней?
— Лена не говорила, но, я думаю, ничего серьезного, иначе она бы не обещала мне помочь.
— Почему Лола не написала мобильный телефон? — спросил Олег.
Она его просто забыла. Она и адрес забыла, поэтому пыталась нарисовать схему, как пройти. Видишь, нарисовала, а потом зачеркнула и даже название улицы написала, — он всмотрелся, — что-то, начинающееся на «Л», или «П»… нет, все-таки «Л».
Друзья склонились над свертком.
— Начинается на «Л», заканчивается на «Я», — сказал Макс.
— Все, что угодно, например Левобережная, Лесная, Люсиновская…
— Стоп! — воскликнул Макс. — Точно! Люсиновская!
— Ну и что? — вздохнул Олег. — Ни номера дома, ни квартиры.
Макс покровительственно похлопал его по плечу.
— Еще семь тысяч ведер, и ключик у нас в руках! — пошутил он. — Эх ты, бедолага, да зачем нам теперь адреса и номера. Мы ее нашли, понимаешь, нашли! Сейчас, прямо при тебе позвоню Лене и спрошу, как идут дела.
Аню выписали из больницы в самый канун Рождества.
Бабушка запекла в духовке курицу, вдвоем они накрыли стол, зажгли свечи. Бабушка все подкладывала на тарелку Ани лучшие кусочки и сетовала, что внучка так мало ест. Аня слушала ее и улыбалась. Ей казалось, что с того злосчастного вечера миновало много-много лет. Она скиталась где-то все эти годы, и вот наконец вернулась домой, а здесь все по-прежнему, ничего не изменилось, так же сумерки прячутся по углам, так же уютно горит лампа под старинным абажуром, скрипят и охают рассохшиеся половицы, замер, погруженный в воспоминания величественный комод орехового дерева — ровесник прошлого века, вытертый бурый ковер так же ласково льнул к ступням.
— Как хорошо вернуться домой, — вздохнула Аня. А потом, неожиданно для самой себя, рассказала бабушке о том, что произошло на дне рождения Лолы.
— А ты не думай, брось, — посоветовала бабушка, — там люди совсем другие, и жизнь у них другая, они, может, в тысячу раз несчастнее нас с тобой.
— Почему несчастнее?
— А хотя бы потому, что не умеют радоваться простой жизни. Потому, что вещи для них — пропуск в рай. А рай — это всего л ишь тот мирок, в котором они все вынуждены толкаться.
Анна тихонько засмеялась.
— Вот и слава Богу, — обрадовалась бабушка.
— Ты у меня мудрая, — сказала Аня, нежно прижавшись к ней.
— Поживешь с мое, помудреешь, — погрустнела Зинаида Павловна. — Жизнь, она все расставит на свои места. И принцев еще на твоем веку будет — всяких!
— Бабуль, я на дне рождения Лолы браслет потеряла, прабабушкин, тот из бирюзового ожерелья, — призналась Аня.