Если он и обратил внимание, как она внезапно напряглась, то не показал вида, а может быть, был слишком занят, открывая дверь каюты и укладывая ее на широкую кровать.
– Ты лучше бы сняла этот мокрый костюм, – грубоватым тоном сказал он. – Ты совсем замерзла. А я пойду за аптечкой. Вот возьми пару полотенец. – И перед тем как выйти из комнаты, он сдернул их с вешалки над маленьким умывальником и кинул на кровать.
Эбони посмотрела ему вслед. Замерзла? Да, но не от холода, а от ужаса своего положения и ощущения полной беспомощности.
Тут она почувствовала, что вся дрожит, и поняла, что действительно замерзла. Со злостью и отчаянием она сорвала со своего все еще влажного тела костюм и швырнула ненавистную вещь в угол. Обернув одним из полотенец мокрую голову, другим она вытерла досуха свое дрожащее тело и, завернувшись в одеяло, спустила ноги с кровати, чтобы не запачкать постельное белье. Пол был из полированного дерева, ему ничего не сделается.
А какое ей дело до его чертового постельного белья или вообще до него самого, раздраженно подумала она. Он был жесток, бессердечен и настолько самонадеян и эгоистичен, что почти не скрывал этого. Неужели он надеется, что после всего она выйдет за него замуж? Она хотела быть настоящей женой, а не узаконенной любовницей. А у него на уме именно такой брак, если он вообще думает о браке!
Она ожидала появления Алана, и внутри нее вскипал гнев, но, когда он с мрачным видом вошел в каюту, взял ее ногу и нежно погладил ее, все заготовленные злые слова застряли у нее в горле.
– Когда я увидел тебя лежащей без чувств на палубе, а потом кровь, то чуть не умер, – откровенно признался он. – Хорошо, что рана неглубокая. Но ее все равно надо обработать.
Она увидела, как нежно он проделал все, что нужно: сначала остановил кровотечение, потом продезинфицировал рану и заклеил ее большим куском пластыря – и почувствовала комок в горле.
– Все в порядке, – наконец сказал он, но продолжал держать ногу и поглаживать ее, хотя знал, что тем самым скорее возбуждает, чем успокаивает ее.
Подошвы ее ног всегда были крайне чувствительны к прикосновениям, и Алан часто использовал это в своих целях. И сейчас делал то же самое, внимательно наблюдая за ее реакцией, довольный, что она отвечает на ласку. Но кульминация наступила, когда он поднес ногу ко рту и начал при этом, по-прежнему пристально глядя ей в глаза, целовать и посасывать поочередно пальцы. И когда он наконец положил ее ногу обратно на кровать, глаза ее были широко открыты от возбуждения.
– Извини, – пробормотал он, продолжая нежно ласкать ее ступни и лодыжки. – Я не должен был говорить тебе этих слов. Теперь я понимаю, как ужасно они звучали. Не знаю, что меня заставило так поступить. Эта неделя мне дорого обошлась, я был вне себя от желания. Скажи, что ты простишь меня, дорогая. Скажи, что все еще любишь меня...