– Да? – Она склонила голову набок и улыбнулась ему. Улыбка была такой невинной, что у него стало тепло на сердце. К черту все это, он не хочет знать ничего, что могло бы рассеять эту иллюзию невинности. Не сейчас. Не сегодня.
– Что да? – переспросил он с намеренно глуповатым видом.
В ее улыбке мелькнуло понимание.
– Ты собираешься о чем-то спросить меня. Я вижу по твоему лицу.
Он натянуто улыбнулся:
– Если ты так хорошо читаешь мои мысли, то слава Богу, что ты не мой деловой конкурент. Просто я хочу знать, как твоя нога. Все еще болит?
– Немного беспокоит.
– Может быть, дать тебе обезболивающего?
– Не надо. Лучше налей еще этого вина. Оно такое вкусное.
– Да, неплохое. – Алан наполнил ее бокал доверху, а остаток вылил в свой. – Боюсь, что больше его нет, хотя где-то здесь у меня есть какое-то еще. Хотя не шардоннэ и не охлажденное. Положить бутылочку в холодильник на будущее?
– Сделай одолжение. Надо же использовать то, что тебе не надо будет вести домой машину.
– Кстати, о доме, – вырвалось у Алана, пока он рылся в буфете камбуза в поисках вина, – тяжело, наверное, тебе было в детстве без родного дома. Я имею в виду... вы ведь в основном жили в нанятых квартирах и отелях, не так ли?
И это называется, он решил не будить спящего льва...
Молчание Эбони заставило его посмотреть ей в глаза.
– Ты не хочешь ответить мне?
По ее лицу он не мог прочитать ничего. Эбони, когда этого хотела, была мастерицей скрывать свои чувства. Но хотя угольно-черные глаза были спокойны, напрягшееся тело выдавало чувства. Она не хотела говорить о детстве. Даже само упоминание о нем расстраивало ее.
– Эбони?
– Послушай, Алан, неужели мы не можем найти более интересной темы для разговора, чем мое скучное детство?
На него нахлынули страшные подозрения. Боже мой, несомненно ее принуждали к сожительству! Он читал, что в результате изнасилования или принуждения к сожительству жертвы подобного обращения часто становятся в дальнейшем сексуально неразборчивыми. Сама мысль об этом была непереносима, хотя такая трагическая предыстория могла объяснить поведение Эбони с другими мужчинами.
Алан побледнел, но, ничего не сказав, продолжал искать вино. Если с ней плохо обращались, то вряд ли она горит желанием рассказывать об этом. Ее нужно заставить сказать правду. Вытащив из буфетного ящика две бутылки белого бургундского, он повернулся, чтобы положить их в маленький холодильник, прежде чем снова сесть напротив нее.
– Кажется, вполне естественно, что я хочу знать о тебе как можно больше, – спокойно сказал он. – Я люблю тебя, Эбони. Очень люблю.