— Искренне сожалею. — Она участливо тронула его за руку. — Вы должны навестить нас. Графиня вам очень симпатизировала. Мы так жалели, когда вы уехали. Шульц покраснел.
— Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания, не смею вас больше задерживать.
Он громко отдал приказ, и один из солдат убрал «кюбельваген». Шульц отдал честь, и Рене тронул машину с места.
— Мадемуазель, как всегда, дьявольски везет, — заметил он.
Анн-Мари Треванс закурила новую сигарету, а Крэйг Осборн подумал про себя: «Ты ошибся, дружище. Она сама Дьявол».
На ферме они поставили «роллс-ройс» в сарай, и Рене пошел на разведку. Осборн снял форму и оторвал пропитанный кровью рукав рубашки.
Анн-Мари осмотрела рану:
— Не так чтобы очень плохо. Но рана не сквозная, а это опасно, имей в виду.
Рене вернулся со свертком, в котором была одежда и кусок белой ткани, которую он начал рвать на полосы:
— Перебинтуй его.
Анн-Мари тут же взялась за дело, и Осборн спросил:
— Как дела?
— Только старый Жюль здесь, и он хочет, чтобы мы побыстрее убрались, — сказал Рене. — Смени одежду, он сожжет твою форму в печи. Есть кое-что от Большого Пьера. Он связался с Лондоном. Тебя возьмут на борт торпедного катера у Лиона сегодня ночью. Пьер не может сделать этого сам, но там будет один из его людей, Блеро, я его знаю. Хороший парень.
Осборн зашел за машину и переоделся. Он вернулся в твидовой кепке, вельветовой куртке, брюках, видавших виды, и рваных туфлях. Он сунул вальтер в карман и передал форму Рене, который тут же унес ее.
— Как я выгляжу? — спросил он Анн-Мари. Она громко расхохоталась.
— С трехдневной щетиной было бы в самый раз, а если честно, то ты и в таком виде похож на йелльского пижона.
— Это дает мне чувство уверенности в себе. Вернулся Рене и опять сел за руль.
— Нам следовало бы поторопиться, мадемуазель. Мы доберемся туда не раньше чем через час.
Она толкнула доску, закрывающую ящик под сиденьем.
— Полезай на место и веди себя хорошо. Крэйг послушался, сказав напоследок:
— Я тот, кто будет смеяться последним. Ужин в «Савое» завтра вечером. Кэрролл Гиббонс поет, девочки танцуют.
Анн-Мари резко хлопнула крышкой, залезла в машину, и Рене выехал на дорогу.
Это был рыбацкий поселок, настолько маленький, что там даже не было причала, так что большинство катеров просто вытаскивали на берег. Из маленького бара раздавались звуки аккордеона, и это был единственный признак жизни. Они проехали по неровной грунтовой дороге мимо недействующего маяка к крошечной гавани. С моря надвигался плотный туман, и откуда-то со стороны раздавался монотонный звук ревуна. Рене подошел к берегу с сигнальным фонарем в руке.