Берит посмотрел вниз, он добрался уже до середины стены и был локтях в восьми над землей. Горгульи нависали над ним еще ближе. И отбитое плечо вдруг запульсировало такой болью, что Гиена зажмурился, собираясь с силами, чтобы дальше карабкаться. Пополз, и вдруг морда горгульи оказалась совсем рядом – большая, каменная, с ужасающе и чрезмерно натуралистично разинутой пастью, а ее голову прорезали глубокие и частые канавки, обозначающие, по мнению скульптора, то ли волосы, то ли складки кожи. За них удалось зацепиться, и морда, кстати, не ожила, не вцепилась в него… Обычным украшением эта морда оказалась, всего лишь.
Тут Берит не выдержал, скинул с пояса одну петлю, закинул на голову сверху, удачно укрепил ее за каменное ухо чудища, вторую зацепил за клыки в пасти и смог поставить обе ноги в них. Теперь он висел более чем в дюжине локтей над улицей, ползти наверх ему оставалось еще футов десять, не больше. Но он знал: чтобы перебраться через парапет, ему потребуется вся сила рук, и для этого нужно, чтобы боль в плече поутихла. Он настолько обнаглел, что даже попробовал чуток присесть на каменную горгулью, но для его зада она была слишком узкой и неровной, нормального отдыха не получилось еще и потому, что болели ребра на каждом вдохе. Все-таки мудрый он стал, раз уж подготовил эти петли.
Дождавшись, чтобы дыхание снова сделалось бесшумным и глубоким, Берит встал ногами на морду горгульи, осторожно выпрямился и пополз дальше, наконец-то дотянулся руками до края стены. Теперь он стоял совсем спокойно, прислушиваясь: не хватало только перевалить через край стены в объятия задремавшего стражника… Но на стене никого не было, где-то дальше, за висячей настенной башенкой, действительно кто-то негромко переговаривался, но это было далеко, ярдах в сорока от него. Путь же до лестницы и дальше, в одну из пристроек к кухне, был свободен. Гиена перемахнул через стену между зубцами, тут же присел, вжался в каменный парапет, осмотрелся еще раз, еще вернее. Так и есть, можно одним рывком сбежать со стены к этой пристройке главного здания, вот только бы двери в нее оказались незапертыми.
Он пробежал, низко пригибаясь, по стене, потом вниз, по нешироким, но надежным ступеням, добрался до двери. Открыл ее едва на фут, знал по опыту, что скрипит дверь обычно, когда ее открываешь чуть больше. Как он определял то место, где дверь начинала издавать звук, как он умел почувствовать характер каждой петли – он и сам не знал, это умение было в нем, кажется, от рождения. Проскользнул внутрь. Это было хорошо, теперь его было не видно. Снова передохнул.