Тем более сейчас, когда, несмотря на смерть Дьяволицы покой не пришел на измученные земли Европы. Не далее как месяц назад на соседнюю деревню напал отряд головорезов и, не явись их дружина на выручку – быть ее жителям поголовно убитыми.
Но, когда незнакомец подошел поближе, и солдат разглядел его в подробностях, то успокоился, и одновременно изумился. Это был глубокий старик, облаченный в невероятные лохмотья, развеваемые морозным ветром. Белые как снег, седые космы спускались на широкие когда-то, а ныне согбенные плечи. Такая же белая борода ниспадала на грудь. Он явно проделал неблизкий путь, и тем более было непонятно, как такой старый человек сумел это сделать. В левой руке он держал корявый посох. Правой не было почти до локтя, ее обрубок был обмотан каким-то грязным тряпьем. За его спиной не было ни мешка, ни котомки, зато на поясе, слева, висел тяжелый боевой топор, и стражник почему-то подумал, что именно этим топором была отхвачена правая рука старца.
Дозорный оповестил стоящих внизу и перед странным незнакомцем распахнули калитку.
– Зачем ты пришел к нам, добрый человек? – молвил стражник, все еще подозрительно оглядывая того.
– Отпустить грехи, – тихо молвил старец.
– И откуда ты идешь?
– Из Лотарингии, – ответил гость, пошатнувшись. Только теперь страж понял, что старик еле держится на ногах.
Выглянувший из – за спины дозорного монах всплеснул руками.
– Но зачем тебе было идти так далеко? Неужели уж и церквей-то ближе не осталось?
Незнакомец ничего не ответил, только сожженные морозом губы тронула какая – то странная умиротворенная улыбка, так не вязавшаяся с лихорадочным блеском глаз, от которого стражнику – человеку, надо сказать, бывалому, стало несколько не по себе.
Гостя впустили.
Стоило ему переступить порог калитки, как он тяжело упал на снег. Второй стражник и охающий монах, оказавшийся поблизости, подхватили его, и понесли в привратницкую.
Спешно вызванный брат-лекарь осмотрел гостя, только удрученно вздохнул, глядя на почерневшие, отмороженные ноги, и истекающую гноем культю, и покинул помещение.
Явился брат Арнольд, один из старших исповедников. Его оторвали от трапезы, и он был не вполне этим доволен, хотя и не подавал виду – монаху подобает смирение. Впрочем, увидев того, к кому его вызвали, он смягчился. Старик и впрямь вот-вот отдаст Богу душу.
Здесь в помещении было тихо и тепло. На стенах горели факелы, распространяя запах смолы.
– Итак сын мой?… – начал брат Арнольд.
– Я хочу исповедоваться, святой отец, – повторил старик.
– Я слушаю тебя.
– Мое мирское имя – Владислав, – начал старик. В крещении – Марк…