«Отчитаешься, – заверил Громов. – Оформи ведомости на получение денежного довольствия, выдай зарплату, пусть все распишутся. Ведомости отдашь мне».
Коменданту оставалось только подчиниться.
Кроме денег, Громов привёз из Мурманска ящик водки «Абсолют», и пилоты со вкусом отметили победу над «Геркулесом» – первую победу в ещё не начавшейся войне. На торжество приглашены были и другие офицеры, свободные от несения службы. Они, конечно, не догадывались, по какой причине устроено празднество, но это было для них не столь важно.
Засиделись допоздна. Приговорили дюжину бутылок и три десятка натовский пайков. Захмелели. Стуколин, который сам на музыкальных инструментах играть не умел в связи с тем, что медведь ему на ухо наступил ещё в раннем детстве, потребовал, чтобы ему исполнили «что-нибудь про пилотов». Он каждый раз этого требовал. Его поддержали. Оставалось только уговорить Никиту Усачёва, который единственный из всех умел брать поболе трёх аккордов. Усачёв для порядка поломался, но потом взялся за гитару, и офицеры грянули хором:
Я – «Як»,
Истребитель,
Мотор мой звенит.
Небо – моя обитель.
Но тот, который во мне сидит,
Считает, что он – истребитель…
Они начали с песен Высоцкого. Они всегда начинали с песен Высоцкого. Потому за классической «Смертью истребителя» последовала менее известная, но от того не менее любимая:
Их восемь, нас – двое. Расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть.
«Серёжа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять!»
Я этот небесный квартет не покину,
Мне цифры сейчас не важны.
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит – и шансы равны.
Мне в хвост вышел «Мессер», но вот задымил он,
Надсадно завыли винты.
Им даже не надо крестов на могилы —
Сойдут и на крыльях кресты.
«Я – „первый“, я – „первый“, они над тобою,
Я вышел им наперерез.
Сбей пламя, уйди в облака, я прикрою!..»
В бою не бывает чудес.
«Сергей, ты горишь, уповай, человече,
Теперь на надёжность лишь строп».
Нет, поздно, и мне вышел «Мессер» навстречу.
«Прощай, я приму его в лоб!..»
Я знаю, другие сведут с ними счёты,
По-над облаками скользя,
Летят наши души, как два самолёта,
Ведь им друг без друга нельзя…
И конечно же была исполнена душещипательная «Песня о погибшем лётчике»:
Он кричал напоследок, в самолёте сгорая:
«Ты живи, ты дотянешь», – доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом, возле самого рая,
Он поднялся чуть выше и сел там, ну а я до земли дотянул.
Встретил лётчика сухо райский аэродром,
Он садился на брюхо, но не ползал на нём,
Он уснул – не проснулся, он запел – не допел,
Так что я вот вернулся, вернулся, ну а он не сумел.