Кинслер отдыхает (Чернобровкин) - страница 2

2.

Земельная собственность, если можно так выразиться, представлена у Вима Снарпа маленькой и молодой по космическим меркам планетой. На семь восьмых она покрыта водой. Суша состоит из трех материков - два, приблизительно круглых, на полюсах, а один, похожий на огурец, вытянулся по экватору - и нескольких архипелагов. На полюсах жить слишком холодно, на экваторе слишком жарко, поэтому первые два материка вообще не используются, а на третьем разбиты сельскохозяйственные угодья и построены заводы по переработке сельхозпродукции. Все автоматизированно и компьютеризированно, изготовленная продукция увозится беспилотными кораблями заказчикам на другие планеты, и Виму Снарпу остается только барыши подсчитывать. И пропивать их. Делает он это на самом большом из островов, расположенном чуть ближе к экватору, чем к южному полюсу, и на приличном расстоянии от всех трех материков. Остров этот похож на кратер огромного потухшего вулкана. По периметру его идут высокие и почти вертикально обрывающиеся в океан, островерхие горы, напоминая с высоты птичьего полета раззявленную акулью пасть. Внутри пасти, в западной ее части, находится небольшое озеро с темно-синей водой. На восток от озера остров постепенно повышается, и на идущих друг за другом террасах расположены несколько слежебных построек, парк с бассейном и дворец. Озеро сообщается под землей с океаном, и в часы прилива вода подступает к служебным помещениям и бассейну. Сейчас как раз начался прилив, и, пропетая над озером, я успеваю заметить, что вода уже успела отвоевать часть суши, подбираясь к бассейну. Зато океану не слишком везет. Он бьется валами о скалы чуть выше, чем пару часов назад, но ни на сантиметр не продвинулся вперед. Может поэтому поверхность его покрыта более светлыми, изогнутыми полосами, похожими на морщины гнева, собравшиеся на лбу рассерженного старика. Тень от флайера быстро скользит по ним, приближаясь к другому острову, круглому, пологому и покрытому зеленью. Растут на нем густая сочная трава, низокрослые кустарники с разноцветными ягодами и что-то среднее между кустарником и деревьями - высокие гибкие стволы с маленькими круглыми листочками и беленькими цветами и желтыми ягодами, свисающими полуметровыми гроздьями. Стволы эти почти невозможно сломать или срубить, зато ягоды обсыпаются при малейшем прикосновении или сотрясении. Растительность острова служит пищей множеству птиц, мелких грызунов и крупных морских животных. Вспугнутые флайером, птицы взмывают в небо, а морские животные с ревом бросаются в воду, освобождая мне место для посадки. Флайер опускается чуть дальше досягаемости прилива, я выпрыгиваю из кабины и успеваю покричать вслед сдрейфившему стаду. Но Прилетел я на остров не ради этих ленивых мирных животных. На острове обитают странные существа, я называю их летучими крысами или попрыгунчиками, потому что похожи одновременно и на крупных летучих мышей, и на лягушек. Длинное узкое тело их покрыто салатновой бородовчатой кожей, задние конечности чуть длиннее тела и мускулистые, а передние - маленькие, почти неразвитые и с перепонками, позволяющими летучим крысам планировать. А катапультой крысам служат гибкие стволы. Цепляясь задними конечностями за землю, они перехватывают передними ствол все выше и выше, наклоняя верхушку к траве, и в нужный момент позволяют стволам разогнуться и швырнуть себя на жертву. Жертвами служат морские животные, изредка - крупные птицы. На голове у попрыгунчика три острых шипа, по-видимому, выделяющие нервно-паралитический яд. Мне довелось видеть парализованную жертву. Животное из семейства ластоногих лежало неподвижно с открытыми глазами. Зрачки сужались и расширялись, однако тело словно задубело, не оживили его и мои пинки. Шкура на спине, чуть ниже шеи, была вспорота, в каждой их трех кровоточащих борозд копошилось по синевато-розовой личинке. Чем они питались - я не понял, но явно не мясом и не кровью животного. Через десять дней личинок уже не было в ранах, вместе с ними ушла и жизнь из неподвижного тела, которое сразу же стало добычей грызунов и насекомых. Жуткая смерть. Такая же участь ожидает и меня, если не отражу нападение попрыгунчика. А вот и очередное предупреждение. В ложбинке с примятой, пожухшей травой копошились три личинки. Вели они себя так, словно пируют на теле жертвы, а тела как раз и не было. Понаблюдав за этими тварями и справившись с искушением разрядить в них пистолет, я пошел в гущу гибких стволов. Теперь все мое тело превратилось в уши. Я слушал головой, руками, туловищем, ногами, но особенно - затылком. Удар нанесут сзади. Перед ударом послышится щелчок разогнувшегося ствола и иногда - тихая дробь обсыпавшихся ягод. У меня будут доли секунды, чтобы развернуться на звук и выстрелить в маленькую, движущуюся мишень. Промах равносилен смертному приговору, ведь найдут меня не скоро, никто не знает, где я отдыхаю. По официальной версии я летаю над океаном в прямо противоположном направлении, отрабатывая фигуры высшего пилотажа. Впереди меня идет Тук. Он уже видел врага и теперь корыляет на огромных задних лапах, помогая себе маленькими перепончатыми передними. Идет бесшумно, не задевая стволы. За него я спокоен: глаза и уши у фаготекса везде, а реакция лучше моей: один попрыгунчик уже размозжил голову о высунувшуюся навстречу ему костяную пластину. Шипы летучей крысы не сломались, но основаниями вылезли между задними конечностями. Тишина-то какая! Ни шелеста листьев, ни крика птиц, ни писка грызунов. И ни одного нападения. Если не случилась ожидаемая маленькая неприятность, значит жди большую. Я взобрался на холм, настороженно огляделся. Тихой безжизненно. Небо чистое, никаких предвестий урагана. Океан тоже спокоен, накатывается на берег невысокими валами, неспеша отползает и снова накатывается. На горизонте синева океана слилась с голубизной неба, а посередине, между островом и горизонтом, вода изогнулась, будто на гладкой дороге неожиданно вспучились длинные поперечные кочки. Эти кочки медленно, однако с привораживающим упорством, подкрадывались к острову, и расстояние между кочками увеличивалось, а сами они вспучивались все выше. Красивое зрелище!.. И вдруг я понял. Нет, сначала почувствовал блаженство, вспрыснутое в тело накормленными антистрахинами, а потом уже угадал причину испуга. Пока я прикидывал расстояние от холма до флайера и от кочек до острова, пока подсчитывал и сравнивал время на преодоление обеих дистанций, страх успел накормить всех моих внутренних хищников и откладывался про запас, как жир, в клеточках моего тела: добежать до флайера не успею... - Тук, за мной! Я побежал к противоположному берегу, подальше от опасности. Мне нужны были пещера или расщелина. Фаготекс прикроет, он сильный, выдержит. Цунами уже поднималось, словно привставало с коленей, на мелководье перед островом. Искрящаяся на солнце, с белопенной гривой вершина волны нависла над вершиной холма, с которого я сбежал, и ясно было, что никакое убежище не поможет против-такой силищи. Тем более, что укрыться было негде. А цунами все подымалось и подымалось. Вздыбившись на высоту метров сорок, бесшумно наклонилось оно над островом, вот-вот рухнет, и тысячи тонн воды перемелют все, сдерут с острова шкуру - землю вместе с растительностью. От воды меня могла спасти только вода. Надо было добежать до берега, а потом отплыть от него как можно дальше. На суше цунами - смерть, в воде всего лишь высокая волна, которая плавно закинет тебя на свой горб и плавно опустит в ложбину позади себя. Я успел добежать до полосы прибоя, когда услышал за спиной грохот рухнувшего небоскреба. Ноги мои вязли в воде, каждый шаг давался с трудом, а грохот все приближался и приближался. Вот я забрался в океан по колени, вот по пояс, вот нырнул. Вынырнув, успел сделать пару гребков - и грохот догнал меня и закрутил, как в центрифуге. Последним, что я запомнил, были горький вкус океанской воды и два темно-зеленых круга с красными ободками, вспыхнувшие у меня в мозгу...