и напоследок говорит ей что-то утешительное и даже веселое. Их контрабасы летели рядом, и это длилось бесконечно долгий, бесконечно запоминающийся миг, а потом контрабас Леопольда стал вдруг останавливаться и отставать…
Таня поняла, что это означает, и закричала. Но это ничего не изменило и ничему не могло помочь. Вначале прозрачным стало тело Леопольда, затем контрабас, и, наконец, последним пропал смычок…
– ПАПА! – крикнула Таня, но Леопольд Гроттер не слышал ее.
В тот же миг в разных концах поля исчезли Фрол Слепой, барон, Гермес, Кентавропег и Дионис, он же Вакх, с высоко поднятой заздравной чашей, из которой лилось красное как кровь вино…
Последним растаял погасший Змиулан. Огненный дракон превратился в белое облако. Там же, где он только что был, в воздухе бестолково повисли проглоченные игроки, живые, хотя и порядком потрепанные. Они еще не упали, а к ним уже с ухарскими криками бежали пьяненькие санитары, робко, но безнадежно пытаясь поймать их на носилки.
Что было дальше – Таня не помнила. Она даже не знала, как ей удалось снизиться и сесть. Несколько минут просто выпали у нее из памяти. Очнувшись, она обнаружила, что стоит на поле, уже без контрабаса, среди бушующей толпы прорвавшихся зрителей.
Она что-то кричала, рвалась куда-то как безумная, рядом же стоял академик и, положив руку ей на плечо, мягко и убеждающе говорил:
– Прошу тебя, успокойся, девочка моя. Твой отец никогда больше не появится в сборной вечности. Он дал забить мяч – и это был его сознательный выбор. Он спас тебя и ушел… Ушел в бессмертие.
Таня вскинула лицо, мокрое от слез, и с надеждой взглянула на академика. Она не задавала никакого вопроса, но он прочитал ее мысли.
– Нет! Не буду обманывать. Больше вы с ним никогда не увидитесь. Во всяком случае, в этом мире, – сказал Сарданапал.
Уже в третий раз Таня пыталась сосредоточиться на сербских сказках, которые взяла у Ваньки, чтобы хоть как-то отвлечься. И в третий раз у нее ничего не получалось. Она могла думать только об отце. Раз за разом она проигрывала в памяти каждый момент матча, каждый бросок Леопольда Гроттера, каждую его улыбку.
Она никогда не забила бы гол, если бы не отец. Он дважды спас ее – от защитников и от драконьего пламени. Он вывел ее на дистанцию для броска. Он пожертвовал ради нее своим местом в сборной вечности. И все это отец сделал по одной лишь догадке, даже не зная наверняка, что перед ним его дочь.
«Он спас тебя и ушел… Ушел в бессмертие», – сказал Сарданапал. Вот только что он имел в виду под бессмертием? Людскую ли память или Потусторонний Мир, откуда он уже не сможет вырваться?