– У кого-нибудь – это у меня? – уточнила Таня.
– А хоть бы и у тебя! Ты, милочка, забыла, что такое интуитивная магия! Будешь плохо себя вести – размажу по стене… – пригрозила Пипа.
Таня вспыхнула. Она вспомнила, что единственный способ сохранять с Пипой хотя бы какое-то подобие мира – все время ставить ее на место.
– Тогда начинай прямо сейчас! Леонус цезарис! – произнесла Таня, вскидывая кольцо.
Две красные искры полыхнули одна за другой. Кривоватые ножки кровати Гробыни внезапно превратились в пружинистые львиные лапы. Кровать подпрыгнула. Пипа, подброшенная едва ли не до потолка, рухнула на гору чемоданов.
– Атосус-портосус, – приказала Таня, вспоминая изобретенное Гробыней заклинание.
Дырь Тонианно, беспомощно лежавший на полу, точно груда костей на бранном поле, мгновенно оказался на ногах. Его верная шпага со свистом рассекла воздух над головой у Дурневской дочки. Отрубленная ручка чемодана щелкнула Пипу по носу.
– Гроттерша, ты что, сдурела? Убери немедленно скелет! А-а-а, он ненормальный! – крикнула она испуганным голосом.
– А как же интуитивная магия? Вот и прибегни к ней! – посоветовала Таня.
– Для интуитивной магии я должна взбеситься, а я боюсь этого урода! Смотри, что он сделал с моим чемоданом! Он псих, у него глазницы горят! Прошу, убери его! – взмолилась Пипа.
– Заруби себе на носу, что регулярное занятие магией и две красные искры – это тоже кое-что! Еще могу три, но учти, тогда мне придется просить у кого-нибудь веник и сметать с пола твой пепел! Ну все, живи! – Таня выпустила еще одну искру.
Паж опустил шпагу. Присмиревшая Пипа внимательно оглядела кровать, прежде чем снова решилась на нее забраться.
– Ладно, Гроттерша! Я тобой завтра займусь! Или, самое позднее, в следующий вторник. Сегодня у меня по гороскопу день повышенной гуманности!.. А ты, скелет, утихни. Я раздумала тебя выбрасывать. Я буду привязывать к тебе веревку и сушить на ней чулки! – сказала младшая Дурнева, значительно сбавив обороты.
Таня поняла, что она победила. Правда, едва ли надолго. Пенелопа всегда наглела со сказочной быстротой. Неожиданно взгляд у Пипы стал стеклянным. Она уставилась на окно и застыла.
– О, какие шторки! Довольно милые!.. Кажется, я их уже где-то видела!.. И я даже знаю где! – деревянным голосом сказала она, вспоминая жуткую ночь, когда ее папуля размахивал ятаганом.
* * *
Не успели Таня и Пипа улечься спать, как за окном, в пятне света, где плясали снежинки, возник пухлый купидон с почтальонской сумкой. В отличие от прочих своих собратьев, этот крылатый индивидуум не стал барабанить в стекло, а принялся пальцем вычерчивать на стекле всякие глупые рожицы и писать слова, которым, видно, научился в мире лопухоидов. Он мог бы заниматься этим бесконечно, но Таня толкнула раму, и купидончику ничего не оставалось, как влететь в комнату.