– Ты хочешь что-то рассказать? – спросил я, когда она подошла.
– Нет, – она смутилась, – а вы не можете открыть эту штуку еще раз?
Она показала на лицевой щиток моего шлема.
– Зачем тебе это? – я удивленно помотал головой.
– Я никак не могу понять, обозналась я или нет, – девушка натянуто улыбнулась, сознавая, видимо, насколько абсурдно ее предположение.
Где можно увидеть пришельца, чтобы впоследствии узнать его при встрече? Во сне? В девичьих мечтах о принце? Я, конечно, не урод, но на принца вряд ли тяну. Да, заинтриговала, малявка… Скорее всего это ловушка. Вот сейчас открою «забрало», и объявится снайпер. Впрочем, лейтенанта подстрелили сквозь костюм – первый случай в бригаде, так что снайпер, захоти, разделал бы меня еще у дверей забегаловки.
Я вздохнул и поднял щиток.
Девушка несколько долгих секунд смотрела мне прямо в глаза, а потом улыбнулась и произнесла:
– Суорвил, это ты? Я Нарипрель, помнишь меня?
Я удивленно вытаращился на грунмарку и отрицательно покачал головой. Объяснения происходящему у меня не было. В тот же момент боковым зрением я заметил движение на краю крыши противоположного дома. Грохот выстрела снайпера, скороговорка «ЗИГа» и крик Дуэро слились в один кошмарный аккорд. Стрелок медленно перевалился через край водостока и рухнул рядом с замершей Стефанией.
Я отстранил с пути свою новую знакомую и подбежал к испанцу. Тот дрожал, кусая побледневшие губы и пытаясь зажать рукой огромную рану на левом плече.
– Стеф, перевяжи и вколи промедол, – приказал я, а сам принялся исследовать труп врага.
Черная одежда, шапочка-маска, несколько запасных обойм на поясном ремне, длинный десантный нож и хорошие полувоенные ботинки. Местный спецназ, не иначе. Винтовка у диверсанта была похлеще наших лазеров. Я открыл затвор и на лету поймал выскочивший патрон. Ручная зенитка, а не винтовка. Таким патроном только гусеницы танкам отстреливать, а не по пехоте лупить. Впрочем, мы в наших противопульных костюмчиках и есть сверхлегкие танки повышенной проходимости.
– Стальной сердечник, – раздался над моим плечом высокий голосок.
Я обернулся. Наприпрель… черт, как же ее зовут… стояла рядом и внимательно разглядывала патрон.
– Возможно, – согласился я, – а ты откуда такие слова знаешь?
– Мой папа военный, – гордо вскинула она голову и уже тише добавила: – Был. Он, как и этот, не понял, что вам сопротивляться не надо, и теперь… был…
– Мне очень жаль твоего отца, девочка, но… – что «но», я не знал.
Труднее всего найти оправдание поступкам, которых ты не совершал.
– Что происходит, Суорвил? – глаза Нарипрель наполнились слезами. – Я ничего не понимаю.