– Я господину вашему супруга и наследница, – и она остальные ключи отвязывает от пояса и значительно ими звенит. – А потому велю я тело убрать, кровь затереть, супруга моего преступного похоронить с почестями, несчастных этих, им убиенных тоже, а вас призываю в свидетели, что бой был честный, а вам я есть законная госпожа!
Я свирепое лицо сделал и пару раз алебардой взмахнул. На всякий случай.
Они кивают, на меня косятся с опаской и приступают к делам... Госпожа смотрит на меня.
– Ох, – говорит, – натерпелась же я страху.
– Ладно, – отвечаю, – чего уж там.
– Награжу тебя по-царски, – говорит она, – сейчас велю, чтобы тебе пять золотых отсыпали... нет, все-таки два. Два золотых, целое состояние.
– Два золотых мне не помешают, а главное, – говорю, – Салли мою отпустите, ее ваш господин ныне покойный в уплату ущерба забрал.
– Какого ущерба? – она прищурилась.
– Попону она сжевала, шелковую...
– Вот оно что... ну, так золотой я с тебя за попону удерживаю, – говорит она, – а попона была вышитая? Из Парижа?
– Вышитая. Из Парижа.
– Два золотых удерживаю, – она говорит, – забирай свою Салли и проваливай.
Задумалась.
– А то, – говорит тихонько, – оставайся. Я скажу, что ты мне брат не родной, а двоюродный, и священник, как отпоет несчастных этих, в положенный срок нас обвенчает. Хочешь маркизом стать?
– Нет, сударыня, – говорю, – уж не взыщите. Ну какой из меня маркиз?
А сам думаю, этой дай войти в силу, она еще похлеще своего господина дела тут закрутит.
– Тогда, убирайся, – взвизгнула она, – бери свою ослиху и убирайся!
Я не стал дожидаться, пока она передумает. Побежал к Салли.
– Салли, – говорю ей, целуя ее в мордочку, – вот ты опять со мной, а я с тобой. Доедай свое яблоко, Салли, не скоро ты другое такое найдешь! Потому как пора нам в путь. Так что прощай, добрый человек – это я огороднику.
Тот даже расстроился.
– Я к тебе уже привык, – говорит, – и к Салли твоей.
Подумал.
– И все-таки, – говорит, – для ослика Жевеньева больше подходит.
* * *
– Салли, Салли, – пел я во все горло, пока мы с Салли топали по белой дороге, – опять мы вместе! Вот какой прекрасный Божий мир вокруг, синий и зеленый, золотой и белый, а мы с тобой в самом его сердце, точно в драгоценном сосуде.
Ветки деревьев, что росли у обочины, стали гуще, и вот они уже смыкаются над моей головой, как зеленый шатер, и вокруг такой зеленоватый свет, точно мы с Салли идем по дну озера.
Кругом ни души, птички поют... И тут кто-то как спрыгнет с дерева!
Я поначалу испугался, а потом смотрю, старый знакомец: господин вольный, из трактира «Кот в сапогах», и его дружки тут как тут, выходят из-за кустов. У всех морды повязаны черными платками, но я их все равно узнал.