Спустя пятнадцать минут он снова выехал на шоссе, ведущее в Пенемюнде и проходившее через предместье Майнер, где ждала его белокурая фроляйн Ангелика. Рихтгофен увеличил скорость и погнал, выжимая из лимузина последние силы. Надежный немецкий мотор бодро шумел не давая никаких признаков перегрева. Для хорошей машины, всегда считал Манфред, как и для породистой лошади, никогда не повредит хорошая прогулка на большой скорости. И машина и лошадь получают от этого только удовольствие, не говоря уже о самом водителе или ездоке. Скоро справа замелькали небольшие уютные особняки, раскрашенные в цвета умеренных оттенков. Проехав четыре из них, Манфред остановился у пятого – невысокого зеленого домика с балконом и широкой террасой. На террасе уже расположились вокруг белого столика три дамы и два кавалера. Одна дама, самая красивая из трех, и была фроляйн Агеликой, которой сегодня исполнялось тридцать лет. В этот знаменательный день Манфред был приглашен на тихий домашний праздник, где соберутся только друзья. Две другие дамы были подругами Ангелики, знавшими ее еще с детства. Звали их Регина и Тельма. Кавалеры, так же как и Манфред, служили в действующей армии, с той только разницей, что Рихтгофен был летчиком-истребителем, а они были призваны в артиллерию и квартировали неподалеку. Ангелика ждала только его, это Манфред понял по выражению лица, на котором, как ни старалась хозяйка скрыть свои чувства, при виде бравого летчика возникло выражение неописуемой радости. Ангелика после смерти мужа, также военного летчика, долгое время находилась в трауре и глубокой депрессии. Она уже ни в чем не находила утешения и не видела смысла в жизни. То и дело ее стали посещать черные мысли покончить с этим бесконечным тягостным состоянием. Однако, в душе она по-прежнему питала слабость к военным и, встретив Манфреда, заехавшего в Майнер по случаю, увлеклась им с новой силой. Манфред был на пять лет моложе ее и олицетворял собой начало новой жизни, поэтому Ангелика словно восстала из пепла. На прошлой жизни и образе мыслей был поставлен жирный крест. Ее лицо заметно похорошело, в глазах появился веселый блеск, а в жизни новый смысл. Рихтгофену тоже нравилась эта мудрая, много пережившая, но сохранившая красоту, женщина. Она не болтала попусту, как многие берлинские пустозвонки, а была глубока, как море. Именно такую женщину барон Рихтгофен искал уже много лет, но нигде не смог отыскать. И теперь ему казалось, что он ее наконец-то нашел. Случайно, как это всегда бывает, и совсем не там, где предполагал.