– Не ной, старая, – Тотошка, кряхтя, встал с ящика, который служил ему стулом, и направился к шалашу, – Щас, стаканчики возьму и выпьем, за здоровье и выздоровление.
Кивнули все, даже Кошкины, которым водки, на всякий случай, никогда не наливали.
Доктор открыл консервы, заработанные братьями, порезал хлеб и колбасу. Кошкины принюхивались к запаху из тазика, но не ели, ожидая, когда приступят остальные. Эта сцена повторялась из вечер в вечер и стала своеобразным ритуалом.
– Ирина! – донесся из шалаша голос Тотошки, – ты нашего постояльца не передвигала?
– Чего? – не поняла Ирина.
– Постояльца, нашего, говорю, ты как оставляла – головой к выходу или ногами?
– Ногами. А чего?
– Так он лежит головой. И на животе.
– Иди ты!
– Сама иди, курица. Иди вот и посмотри.
– Чего мне смотреть. Ты сам лазил в шалаш последним. Небось, и переложил, черт суматошный!
– Ничего я не перекладывал. А щас он лежит головой к двери.
Ирина вскочила с места:
– И вправду, что ль?
Кошкины почти ничего из разговора не поняли, но на всякий случай тоже встали.
– И капельницу из руки вынул, – сказал Тотошка.
– Такое бывает, – спокойно прокомментировал Доктор. – Теперь нужно просто положить его обратно.
– Не нужно, – сказал незнакомый голос.
– Тебя не спрашивали, – автоматически отреагировала Ирина и замерла.
Голос действительно был незнакомый и молодой.
– Не надо перекладывать, – повторил голос, – мне так удобнее.
– Здравствуйте, – сказал Тотошка, – доброе утро.
В здании клуба пахло гарью, сыростью и строительными материалами. Ремонт велся стремительными темпами, потому, что рабочим сообщили – САМ желает, чтобы новое приобретение заработало как можно скорее. И рабочие, и те из обслуги клуба, кто уцелел после взрыва и увольнений, великолепно понимали, что САМ не любит когда его желания исполняются медленно.
Работа кипела. Уже практически были заменены все стекла, содрана и частично заменена облицовка, завезена новая мебель и даже обновлены запасы выпивки в барах. Трудилась группа дизайнеров, которые должны были переделать главный офис согласно требованиям Геннадия Федоровича.
Эти требования были изложены лично Геннадием Федоровичем в краткой беседе с дизайнерами, причем общий смысл беседы сводился к двум простым принципам: если все будет как надо и быстро – за ним, Геннадием Федоровичем, не заржавеет, если же что-то будет не так, то…
Второму моменту заказчик уделил особое внимание и очень живописно, в деталях и подробностях описал, что именно ожидает работников в этом случае. Беседа закончилась двумя обмороками у нервных и утонченных оформителей. И еще тем, что продолжительность рабочего дня дизайнеров с того момента, совершенно добровольно, без всякого принуждения со стороны заказчика, приблизилась к двадцати часам.