Прошло шесть часов дежурства и за все это время не случилось ровным счетом ничего примечательного. Ни бомбы в школе, ни разбойного нападения на "Мерседес" какого-нибудь эспэшного главбуха. "Оно и не удивительно, – меланхолично подумал лейтенант, – май, воскресенье, фирмы закрыты, народ сажает картошку, малолетние преступники целый день смотрят мультяшки про Тома и Джерри. В новых районах бухают, если только есть деньги, и весь мордобой начнется вечерком, но только меня уже здесь не будет и разгребать это все придется Саше. Или Володьке – хоть убей не могу запомнить этот график."
– …товарищ лейтенант, телефо-он! Возьмите наконец! – Рында орал уже вторую минуту, клича лейтенанта то господином, то товарищем. Пятьдесят на пятьдесят, потому что прежнее уставное обращение вроде бы устарело, но новое еще вроде бы не утвердили.
– Дежурный на проводе! – гаркнул Симакин, сердясь и на себя, и на Рынду, и на пропущенный кофе, который он унюхал только сейчас, спустя полчаса после того, как помыли чашки.
– Милиция? – громко и уверенно переспросил мужской голос.
– Милиция, милиция, назовите себя, – раздраженно ответил лейтенант в предвкушении очередной ерунды.
– Дмитрий Силин, адрес…
Лейтенант, механически занося время, имя и координаты в журнал, удивился почти армейской точности и обстоятельности, с которой потерпевший (обычно все-таки звонят потерпевшие) выдал всю необходимую информацию. Так пишут в протоколах, но почти никогда не говорят живые люди, у которых в поезде украли штаны с бумажником или угнали из-под окон новенький "BMW". А голос принадлежал явно человеку, у которого скорее всего увели именно "BMW", человеку из разряда как раз эспэшных главбухов.
– Убита моя соседка по лестничной клетке, Марина Рубина, – к полной неожиданности лейтенанта сказал Силин.
– Та-ак, разберемся, – довольно глупо протянул Симакин. И, спохватившись, сообразил, что по его опыту, да и вообще по всем правилам, сообщения об убийствах надо принимать в особенной непробиваемой деловой манере. Только так зачастую удается удержать того, на другом конце трубки, от истерики, от бегства, да мало ли от чего? Часто ведь звонит и сам убийца.
– Разбираться не придется, – спокойно ответила трубка. – Я знаю убийцу.
– Фамилия, имя, – потребовал лейтенант.
– Михаил Гретинский, водит пятые "Жигули", цвет "мокрый асфальт", номер такой-то. Убил Марину выстрелом из пистолета и скрылся.
Сразу вслед за этим в трубке раздались короткие гудки.
"Что за дрянь этот "мокрый асфальт" для "Жигулей", – пронеслось в голове у Симакина.