Она едва заметно улыбнулась и тоже подмигнула. Отнюдь, впрочем, не весело.
– Я сегодня человек десять, наверное, подстрелила. И совершенно никаких эмоций не испытываю. Разве только злорадство. Это плохо, наверное…
– А ля гер ком а ля гер. Все нормально. Тебе ж не впервой, на Валгалле тоже по «ракообразным» стреляла. Молодец, вот таких баб я и люблю! Сейчас помоги мне одеться – что-то плечо плохо двигается, – и займемся пыточным делом. Ты тоже приготовься, будешь участвовать.
– Не имею желания.
– Неважно. Психология. Когда на допросе присутствует красивая женщина, да еще зловещего облика, клиент быстрее ломается. Во-первых, страшно, во-вторых, стыдно страх показывать, проще сразу колоться, сохраняя достоинство.
– У меня зловещий облик? Ты так думаешь?
– Постарайся, чтоб был. Приоденься соответственно, подраскрасься. Мне тебя учить?
…Поезд тронулся без гудка, оставив за собой кучи еще воняющих пороховым дымом гильз, наскоро присыпанные землей окопы, куда офицеры свалили трупы бандитов, высокий шест с тревожным красным лоскутом перед разорвавшей насыпь воронкой, и кое-как склепанный из железных полос крест на том месте, где испарился в пламени взрыва «живота не пощадивши за други своя» поручик Нелидов.
Перед тем как приказать ввести первого пленного, Шульгин, уступив настойчивому требованию Ларисы, часа полтора вздремнул, предоставив ей подготовить все необходимое.
Потом надел свежую сорочку и китель с генеральскими погонами, расположился за маленьким, почти игрушечным, письменным столом, на зеленом сукне которого белел одинокий лист бумаги и посверкивала в лучах только что вставшего солнца граненая хрустальная пепельница.
Лариса устроилась на угловом диванчике, изображая «фурию белой идеи». В туго перетянутой офицерским ремнем черной лайковой куртке поверх алой водолазки, черных велюровых джинсах в обтяжку, высоких черных сапогах смотрелась она впечатляюще. На рукаве – трехцветный шеврон и корниловский череп с костями. Темно-каштановые волосы распущены по плечам, губы тронуты карминной перламутровой помадой, глаза умело подкрашены в «персидском стиле» – углами до висков, ресницы удлинены махровой тушью.
Облик действительно вызывающий и даже способный напугать непривычного человека. Ведь в эти годы подобным образом выглядели только женщины вполне определенных моральных качеств, пусть и не такие красивые.
Покачивая блестящим сапогом, Лариса задумчиво подкрашивала ногти. По вагону разносился ацетоновый запах лака.
– Знаешь, – говорил Шульгин, с интересом наблюдая за ее действиями, – наше положение по отношению к пленникам куда выигрышнее, чем можно предположить. Даже с учетом разницы в статусе. Дело в том, что для нас все происходящее – интеллектуальная игра, пусть и сопряженная с риском для жизни. Но тем не менее… Для них же это единственная жизнь, и о возможности иной они не подозревают. Потому относятся к ней куда серьезнее, отчего непременно и проиграют. Заведомое отсутствие вариантов очень осложняет жизнь…