Муж погибшей приходился хозяину ротвейлера постоянным собутыльником. Оба запойных алкоголика то мирно выпивали, то ссорились насмерть. Дело дважды доходило и до поножовщины. После гибели супруги ее муж-алкаш подал в милицию заявление, утверждая, что его собутыльник состоял в любовной связи с погибшей и нарочно натравил на нее собаку, чтобы досадить ему, мужу. Их сын, в свои тринадцать лет уже баловавшийся чрезмерным употреблением спиртного, дал показания о том, что видел мать в обществе соседа-собачника, но сам подозреваемый категорически отвергал все подозрения в любовной связи, равно как и в мести. По его словам, женщина действительно несколько раз встречалась с ним с целью уговорить его прекратить пьянки с ее мужем; что же до пса, то он прогуливался в одиночестве по той простой причине, что хозяин был не в состоянии вывести животное на прогулку, ограничившись открытием дверей своей квартиры. Собака была уже приучена к такому способу выгула и стояла у двери подъезда в ожидании, что кто-нибудь из жильцов откроет ее. Соседи подтвердили его слова.
Дело и впрямь выглядело, в контексте их поисков, "фантазийным", как выразился Виктор. Оно смахивало на пьяные разборки двух закадычных алкоголиков, не более того... Искать в нем медальон? Или дождаться, пока Виктор выловит оставшиеся два случая, в надежде на что-нибудь более похожее на преступление?
Понедельник был на исходе. У Алексея оставалось только шесть дней до истечения ультиматума, включая завтрашний. И он решил, что наведается к вдовцу-алкоголику прямо завтра с раннего утра, чтобы застать его перед работой...
...Нет, он даже не удивился. На самом деле он где-то смутно предполагал именно такой исход дела. Двенадцатый медальон лежал в его ладони, и с фотографии смотрел на него смеющийся Иммануил.
Он дал Виктору отбой: больше его помощь не требовалась. Угнездившись в своем любимом кресле, он смотрел на этот медальон как на чашу с цикутой, которую ему предстояло выпить. Горькую отраву его ошибки...
Он не понимал, где она. Где?!
И этот проклятый дождь. Он лил уже две недели, вымывая все мысли, все чувства... Все, кроме отчаяния.
Прошлой ночью он плохо спал – напряжение не отпускало его ни на минуту, – и сейчас Алексей почувствовал себя совершенно разбитым. Чугунная голова гудела от бьющей в черепную коробку единственной и отчаянной мысли: где ошибка, где она?!
Зазвонил телефон. Кис посмотрел на входящий: Серега. Что ему сказать? Что он дошел до конца, не приблизившись к разгадке ни на йоту? Что Серега был прав, утверждая, что нельзя доверять словам маньяка, играть с ним по честному счету?