Сколько он простоял так, в каком-то сомнамбулическом состоянии, вспомнить впоследствии не удалось. А потом восприятие мира вокруг скачком изменилось.
Краски стали ярче, и количество их оттенков достигло, пожалуй, двух сотен, диапазон слуха расширился беспредельно: он стал слышать все звуки в зале и за его пределами, даже на поверхности земли, в том числе – звук движения атомов собственного тела! Горизонт видения резко раздвинулся. При желании он мог бы разглядеть и камни на поверхности Луны!
Изменилась и чувственная сфера Соболева. Он теперь ощущал свет, любые электромагнитные колебания, полет элементарных частиц, танцы полей и даже дрожь вакуума – рождение и смерть виртуальных частиц!
Затем на мозг обрушился океан информации. Ибо, полностью открыв себя, Матвей обрел полноту понимания ситуации. Он ощутил все человечество сразу, стал как бы продолжением мозга каждого человека в отдельности, вобрал в себя все его боли, муки и радости, ожидание, мечты и скорбь. И воспринимать это было странно, жутко и интересно, больно и мучительно сладко…
Но вот ощущение чужих чувств стало отдаляться, затухать, наметилась система в определении очагов наиболее сильных эмоций и устойчивых переживаний. Пси-сфера человечества разбилась на массивы – эгрегоры, многие из которых «ворчанием сторожевой собаки» ответили на вторжение чужой воли.
И вдруг произошел еще один скачок в ощущении-восприятии мира: Матвея словно вставили в гнездо, как лампу в телевизор, как предохранитель в электрическую схему, и он всем телом почувствовал удар чужой, инородной, нечеловеческой воли, ломающий его собственную, заставляющий признать чужую власть над своим сознанием. «Стены» этой воли сдавили нервную систему, сверху на голову упала тысячетонная плита чужого приказа, и Матвей стал проваливаться в болото дурмана, в колодец необычайных ощущений и транса, подобного наркотическому…
Он изо всех сил рванулся из этого «болота», освободился на несколько мгновений от щупалец чужой воли и услышал раскатистый шепот – так Монарх пытался внедриться в его сознание, в глубины его психики.
– Не сопротивляйся напрасно, идущий! Поздно. С твоей помощью я наконец откорректирую эту запрещенную реальность так, как задумал. Все мы – иерархи, мой брат, Аморф Лекс, и я – справедливо полагаем, что необходимо новое Изменение, но только я реализую вариант, который даст шанс выжить роду хомо сапиенс. Как – это уже другой вопрос, ты и сам будешь участвовать в этом процессе.
Бог никогда не отменяет того, что он однажды решил, если даже нам и кажется, что происходит нечто противоположное, вспомнил Матвей слова Хранителя и стал сопротивляться еще яростней. Но древний компьютер формикоидов был сильнее воли одного человека. Если бы Матвей мог выйти в ментал, он перешел бы на невовлеченное созерцание и отстранился бы от витально-ментального нападения, но блок иерархов не позволял ему сделать этого. И вот, когда он готов был окончательно утонуть в «болоте» чужих мыслей, образов и желаний, раствориться в них без следа, чья-то твердая горячая рука выдернула его оттуда, и Матвей ощутил себя всадником в рыцарских доспехах, сидящим на гигантском – величиной с гору! – коне. В следующее мгновение пришла догадка: «конем» этим был эгрегор Хранителей, вливший в него свежие силы, а «доспехами» – мысли-чувства Посвященных: Самандара, Парамонова и Ульяны Митиной.