– О! Привет.
Совсем как Виталька.
На экране мелькали сугробы и лыжные палки – транслировался лыжный чемпионат на Валдайской Петле.
– Ты давно здесь?
– С час уже. Тебя за смертью посылать. Охрана не хотела пускать, предлагала посидеть в дежурке. Пришлось их тобой постращать… Однако и хоромина у тебя! Слушай, когда твой срок выйдет, тебе этот дом оставят?
Малахов ухмыльнулся:
– Вряд ли. А вообще-то жалко. Я тут уже привык. Тихо, хорошо… Вот на работе – там шумно и плохо.
– Устал? – спросила Ольга.
– На пятерых хватит. Еще и ноги промочил вдобавок. Ничего, скоро буду как новенький. Медицина рекомендует термические процедуры и толику крепкого по окончании, если насос в порядке. Ты мне компанию не составишь?
– О! У тебя тут и сауна есть?
– Нет, русская парная. Экспресс, конечно… Но в кабинке двое поместятся.
Усталость была отчасти физическая, приятная. Не чисто мозговая, от которой нет отдыха и не знаешь, куда деваться.
– Иди один, а я подожду. С легким паром.
– Нет уж. Если один, буду мыться в ванне.
– Тогда семь футов под килем.
– Убийца! Утону же!
Когда он вернулся, распаренный и завернутый в халат, сам себе напоминая вареную сардельку в оболочке, Ольга сидела с ногами на тахте, рассматривая коллекцию боевых топоров, а на ее коленях поленом валялся Бомж и подставлял живот, чтобы почесали. За последние недели кот отъелся, восстановил утраченную шерсть и уже не раз, несомненно лелея реваншистские планы, настырным мявом требовал, чтобы Малахов выпустил его за дверь – показать, что проигрыш в первом матче был чистым недоразумением.
– Осторожно, он кусается.
Бомж прекратил урчать и настороженно открыл на Малахова зеленый, разделенный надвое зрачком, светляк глаза.
– Нечего зря на скотину наговаривать, – сказала Ольга. – Только разок царапнул, и то не со зла. Просто чтобы помнила, кто тут главный. А так он зверь порядочный, душа у него интеллигентная.
– Альпинистская у него душа, – возразил Малахов. – Все ковры разодрал от пола до потолка, первопроходец. Бердыш обрушил… Слушай, я тяпнуть хочу. Посмотри, что у нас там в баре, а?
– Сам посмотри. Он меня не пустит. Он зверь, мужчина и собственник.
– Хочешь, чтобы я приревновал, да? Так зря, я не ревнивый. Мне нужно просто тебя видеть. Ты приехала, и мне хорошо.
Сейчас он почти не врал. Беспокоило только отсутствие боли в затылке – к чему бы? Для чего, спрашивается, в прошлый раз надо было петлять, уходя от «наружки», чтобы вновь увидеть женщину, к которой с некоторых пор тянет все сильнее? И в позапрошлый раз тоже. И в позапозапрошлый. Чтобы она, леди моя Белсом, несмотря на уговоры, приехала сюда и пререкалась с охраной? Или дело просто-напросто в том, что уже поздно что-либо менять, что на этот раз, как ни крутись, не удалось бы ничего изменить – так зачем же «демонию» изводить хозяина напрасной мигренью?..