– Да помилует тебя Всеблагая Дева, Фома! Это же я, Арнаут Каталан!
Фома же, за щеки взявшись, как бы в глубокой печали, отвечал:
– Всяк простоватого Фому обмануть хочет! Неужто ты и впрямь мой брат Арнаут? Ни за что не поверю!
Каталан, охая и хватаясь то за спину, то за отбитый бок, кое-как поднялся на ноги и, не сказав больше ни слова, принялся помогать Фоме пропалывать грядки.
Так работали они никак не меньше часа, а потом Фома отвел его в трапезную и сам принес ему и себе по кружке холодного ягодного питья, и когда утолили они жажду, сказал Фома:
– Теперь я и вправду вижу, что ты – мой брат Арнаут Каталан!
***
На то, чтобы оправиться от побоев, принятых в Альби, были у Каталана остаток лета и почти вся зима; проводил он дни то занимаясь приготовлением лекарственных снадобий, то погружаясь в молитву, то молча прохаживаясь по галерее в обществе брата Фомы, чьей простоте Каталан не уставал дивиться.
Однажды, выйдя одновременно из своих келий, расположенных в одном коридоре на втором этаже, прямо над галереей, встретились они возле углового окна. Свет падал на географическую карту и список монастырей, висящие в простенке между дверей. Этот список, выполненный черными и красными чернилами и заключенный в простую деревянную рамку, насчитывал уже десяток названий.
И сказал Каталан, охваченный странным чувством умиротворения и восторга:
– В юности моей терзала меня, бывало, ненасытная жажда чуда, и часто случалось так, что увлекала она меня нечистыми путями. Теперь же смотрю на простое изображение земли и, кажется, иного чуда и не надобно.
А Фома сказал:
– Одно небольшое чудо нам все же не помешало бы, если никак иначе не унять твой ночной кашель.
Перегородки между кельями были ниже человеческого роста, чтобы братья могли находиться в постоянном общении, и Каталан, немилосердно кашляя по ночам, не давал заснуть остальным. Услышав, как Фома напоминает ему об этом, Каталан густо покраснел и отвернулся к окну. Уже зарядили осенние дожди, и в груди у Каталана саднило.
А Фома добавил бесхитростно:
– Возможно, с Божьей помощью у меня и получится сотворить такое чудо. Я просил у настоятеля разрешения для тебя пить на ночь горячее молоко.
***
В начале следующего, 1235 года по Воплощении, в Тулузе открылся постоянный инквизиционный трибунал. Провинциальный приор ордена счел разумным поручить ведение дел двум братьям проповедникам из монастыря Сен-Роман – Пейре Челлани и Арнауту Каталану, полагая обоих для этого достаточно проницательными и настойчивыми.
Совсем рядом с Нарбоннским замком и в двух шагах от храма Богоматери Белоцерковной брат Пейре Челлани имел дом, который подарил своему ордену. Там и подготовили место для трибунала: из пиршественного зала вынесли длинные столы и сколотили вместо этого ряды скамей, со стен сняли ковры, с потолка – резные украшения; в бывшей кухне позаботились забрать окна густыми решетками, а кладовую при кухне превратили в помещение для стражи.