Но ни одно из подобных превосходных рассуждений не помогло спасти Братство и таким образом оно было уничтожено.
Однако в те годы, когда Джауфре Рюдель де Блая был ребенком, Братство, на его счастье, еще процветало, и иной раз ходить в церковь было одно сплошное удовольствие.
Итак, утверждают ученые богословы, подкрепляя свои слова множеством примеров, ни феи, ни оборотни не могут являться восприемниками при крещении, ибо само это таинство предполагает отрицание от врага рода человеческого и препоручение младенца Богу; колдуны же, оборотни и прочие привержены врагу настолько, что иные не в силах даже переступить порог Божьего храма. И оттого следует признать чистым озорством стихотворные строки Гильема, герцога Аквитанского, о том, что крестная – ночная фея – наградила его поэтическим даром. Этого никак не могло случиться по указанным выше причинам; всякий же дар, в том числе и поэтический, – от Господа; а уж как им воспользоваться, к добру ли, к худу ли – на то свободный выбор самого стихотворца.
Что касается самого герцога Гильема, то он неоднократно становился крестным у многих своих вассалов – в тех, конечно, случаях, когда не состоял под отлучением от Церкви. И потому с радостью принял приглашение Жерара де Блая воспринять от купели новорожденного князенка; немедленно собрался и выехал из Ниора, где пребывал в ту пору.
Из шестидесяти с лишком лет своей жизни сорок Гильем был герцогом Аквитании, и все эти сорок лет беспрестанно воевал, чудил, слагал стихи и совращал женщин, вследствие чего и был столь любим и знаменит.
Герцог прибыл в Блаю с большим шумом, в сопровождении роскошной, прожорливой свиты, которая тотчас принялась охотиться, пировать, сорить деньгами и творить непотребства. Все это сделалось частью огромного праздника и послужило причиной всеобщего веселья и ликования.
Гильем, как всякий жизнерадостный человек, любил маленьких детей, ибо видел в них торжество сил Света над мраком и распадом Смерти. Поэтому он с превеликой охотой проводил время подле крестника и, смущая его мать и девиц, приятным голосом распевал младенцу песни собственного сочинения. Песни эти начинались вполне благопристойным описанием весеннего чириканья пташек, а заканчивались неизменно разными похабствами.
Этим Гильем Аквитанский до странного напоминал покойную бабушку Юлиана, ту самую Роху, о которой мы уже имели случай упомянуть. Любимая шутка бабушки заключалась в следующем. Едва умея писать, она, тем не менее, находила в себе терпение кое-как изложить на листке бумаги какой-нибудь сальный анекдот (бабушка именовала их «случаями»), начинающийся более или менее пристойно, но завершающийся отвратительной остротой с использованием таких слов, которые сперва строго запретил Бог Израиля, а потом еще раз строжайше запретил Иисус Христос. Отец Юлиана, человек религиозный и смирный, желал вести чистую жизнь и потому никак не одобрял тещиных выходок. Однако Роха находила способ уязвить зятя.