Восемьдесят метров – восемьдесят секунд. Раньше я никогда не думал, как долго они могут тянуться.
– Рипли на дне, – наконец выдохнул взводный. – Считайте до десяти.
Губы Куста беззвучно зашевелились. На десяти он включил лебедку, и та завыла, стремительно выбирая фал.
– Время? – спросил Жаб.
– Минута сорок секунд, – ответил акустик. – Скорость намотки – метр в секунду. Успеваем впритык.
– Остынь. У Рипли рекорд задержки дыхания две минуты тридцать секунд без нагрузки. Здесь с нагрузкой, но она кислородом дышала. Успеем.
Жаб вытащил из кабины портативную реанимационную установку.
– Зато Краб без кислорода семь минут, – угрюмо прикинул Куст.
– В крови аппарата есть небольшой запас. Считай, четыре минуты.
У меня холодок пробежал по спине. Представилось, как Краб сидел на дне, ожидая неотвратимую смерть от удушья.
– Я их вижу! – Акустик присел на корточки. – Готовьтесь, салаги!
– Наконец-то! – вскочил на ноги Пас.
Мы с ним нависли над краем борта, глядя, как из глубины поднимается неясное темное пятно. Но очень быстро стало понятно, что трос тянет только Краба в жидкостном аппарате. Рипли видно не было.
«Боги морские!» – подумал я, чувствуя, как сжалось сердце.
– Рипли нет! – крикнул Куст.
– Специально отвязалась! – Жаб в бессильной злобе рубанул воздух ладонью. – Хотела ускорить подъем для Краба. Дрянь!
У меня заныло в груди. Вспомнилось, как Рипли угощала нас мясом и вареной картошкой, как она радовалась, вырвавшись с базы. Лебедка замерла. Качающийся на тросе Краб походил на удавленника – сквозь хитин было видно, как изо рта у него вывалился язык.
– Спасайте же хоть его! – Жаб покраснел от злости.
Мы подскочили, отвязали и втянули сапера на крышу. Его лицо сквозь голубоватую жидкость выглядело алебастровой маской.
– Быстро, салаги! – рявкнул Куст, срезая ножом «горшок» с горловины скафандра.
Из прорехи на броню хлынул поток «рассола», залив нас всех по колено. Жаб сунул мне кинжал, и я вскрыл им мышцы скафандра по всей длине. Руки дрожали, я уже понял, что никогда больше не увижу Рипли живой. Это была первая настоящая потеря в моей жизни, и она сразила меня наповал.
«Вот вам и первое правило подводной охоты», – горько подумал я, не в силах сдержать слезы.
Больше всего меня поразило и разозлило, что ни Жаб, ни акустик не делают ни малейших попыток спасти утонувшую. Они поняли ее жертву, приняли и забыли о ней. Возможно, с практической точки зрения их действия были оправданны – лучше спасти одного, чем потерять обоих, но смириться с этим было выше моих сил. Наконец я высвободил Краба из плена искусственных мышц.