– Кстати, а как ты вынырнула без лебедки? – не сдержал любопытства акустик.
– В карабине Краба оставалось тридцать девять зарядов. Если отстреливать их один за другим, получается неплохой реактивный двигатель.
– Ну ты даешь... – уважительно качнул головой Куст.
– А ты думал, что наличие катетера предполагает отсутствие мозгов? – фыркнула Рипли. – Тоже мне, блин, акустик! Белая кость!
Амфибия достигла берега, натужно взревела и выползла на песок. Вода лилась с нее струями и потоками, размывая берег, но Куст не дал нам с Пасом ни секунды роздыха.
– А ну живо, салаги! – рявкнул он, перекрикивая клекот вертолетных винтов. – Взяли героически пострадавшего «дедушку» и погрузили на борт!
Это оказалось не так просто, как можно подумать, – коренастый Краб весил килограммов восемьдесят, так что мы с Пасом вспотели, опуская его по отвесной лесенке. Наконец это нам удалось, мы погрузили «дедушку» в гравилет, Куст тоже вскарабкался в чрево машины, и она легко поднялась в воздух. Сухой песок завертелся вихрем от реактивных струй, налипая на нашу мокрую кожу и плавки. Пас закашлялся. Гравилет сделал полукруг над водой и устремился в сторону базы.
– Чего застыли? – крикнула сверху Рипли. – А ну давайте укладывать аппараты!
Когда мы влезали на броневик, у меня было такое ощущение, что разминирование заняло у нас не час с небольшим, а двое суток. У меня все тело ныло от усталости и ожога, нервы были напряжены до предела.
Когда все глубинное оборудование, в том числе убитый аппарат Краба, вернулось в ниши, Рипли закрыла все крышки и принялась одеваться. Я поднял брошенный нож, сунул в ножны и понес Жабу.
– Чего надо? – недовольно спросил он, не высовываясь из люка.
– Нож вернуть.
– Оставь себе, – буркнул взводный. – Будешь старшим салагой.
Такого поворота дел я не ожидал. Глубинный нож оказался совсем новым, по крайней мере на ножнах не было ни единой царапины, а ремешок для крепления к поясу пах свежей дубленой кожей.
– Десять минут на отдых, – вывела меня из оцепенения Рипли.
Мы с Пасом рухнули на броню и блаженно растянулись на теплом металле. Кожа у меня начала невыносимо чесаться – это проявлялся лечебный эффект пены. Через часик станет полегче.
– Смотри! – с гордостью показал я Пасу оружие. – Жаб приказал оставить себе.
– Подержать можно? – он протянул руку.
– Конечно.
Он взял нож, наполовину вынул из ножен и поглядел на безупречно отполированную сталь. Затем задвинул обратно и молча вернул мне.
– Рипли, ты где? – проревел Жаб, распахнув дверцу кабины. – «Красотка» подойдет к пирсу минут через тридцать. Грузи салажье, а то они совершенно от рук отбились, ползают, как сонные мухи.