Сколько же ходит еще по земле тех безымянно-бесфамильных чекистов, которые хладнокровно расстреливали ни в чем не повинных людей в мокрых от крови душевых и загаженных кошками подвалах? Коммунизм отпустил им грехи во имя себя. Он это может. Ведь именно он заменил собой Бога.
Наверное, если бы Фролов не служил в МВД, он вряд ли так уж сильно озаботился бы четким опознанием Добра и Зла. Но на милиции до сих пор лежала грозная тень НКВД, поэтому он хотел быть уверен, что по ту сторону прицела действительно враг, а не тот, кого врагом назначили.
Именно размышления о коммунизме навели его на мысль, что Добро большинства совсем не обязательно является абсолютным Добром. Он даже не имел доказательств, что оно вообще есть, это объективное Добро, он просто свято верил в это, как в Бога, которому хочется служить. Он только хотел быть уверен, что это истинный Бог, а не очередная картонная иконка.
Саша искал следы абсолютного Добра везде, где только мог: в разных религиях, в философии, в собственных оценках. Но все монотеистические религии, при коренных различиях между ними, твердили то же самое, что и коммунисты, – лишь наш Бог есть единственно истинный, только его устами говорит абсолютное Добро. Это было неправдой, потому что Добро не может быть таким разным, не может оно одновременно говорить «подставь другую щеку» и вершить суд шариата. Хотя даже внутри христианства было столько противоречий, что Фролов совершенно запутался. Сын Божий в Нагорной проповеди говорит: «Не противься злому», а потом бичом выгоняет торговцев из храма Господня. Значит, можно противиться злому, даже нужно, но лишь тогда, когда зло направлено на Бога, не на тебя. На того Бога, которому поклоняются ревностные католики – другие не в счет, потому что истинный Бог лишь один. Православным вера ничуть не мешала отстаивать собственную землю. Даже помогала. Саша не мог понять почему. Вроде обычное христианство, но, трансформировавшись в русских душах, оно обрело черты, совершенно отличные от ханжеского христианства католических сект.
«Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет», – говорил Александр Невский, и тысячи православных дружно седлали боевых коней, вместо того чтобы подставить другую щеку. Русские умудрились принять образ Христа, вытравить из него все чуждое, добавить свое и сделать единым объединяющим знаменем, под которым разили врага, ступившего на их землю. Отрицание других богов превратилось в отрицание чужого духа, а православный крест стал идентификатором «свой-чужой». Тут важно было даже не единоверие, а единомыслие.