И все же разница была. Просто для обобщения Фролову пришлось забыть о том, что он человек. Именно так! Забыть о том, что он представитель вида. Только вырвавшись из плоскости понимания жизни как цепи человеческих действий, Саша смог увидеть то, чего не видел раньше.
Физический смысл жизни.
Зарывшись в книги по термодинамике, он уже твердо знал, что стоит на верном пути. Оказалось, что всякая физическая система, если не вдаваться в заумную терминологию, стремится к нарушению порядка, к хаосу. И только приток дополнительной энергии может привести к некоторому порядку. Но ведь живые организмы постоянно поглощают и выделяют энергию, растут, усложняются, разрушая другие организмы, а порой и окружающую среду. В принципе жизнь – это постоянная борьба с хаосом. Непрерывная.
Эти разрушения, творимые жизнью, поначалу тоже загнали Сашу в тупик. Что толку бороться с хаосом в собственном организме, если для этого приходится творить ничуть не меньший хаос снаружи? Какое же это Добро?
Но, подобравшись так близко к решению, бросать уже не хотелось, да и нельзя было, поскольку не из праздного любопытства Фролов взялся за эти поиски.
Он принялся наблюдать за течением жизни. Везде, где только можно было, – в парках, на море, в лесу, когда устраивал снайперскую засаду на дереве или в скалах. Даже дома наблюдал за тараканами и муравьями, за тем, как паук плетет паутину и ловит в нее мух. Он просматривал десятки, если не сотни, журналов с фотографиями животных – зебры, жирафы, слоны, волки, медведи, рыбы, птицы. Охотятся, спят, питаются, спариваются, выкармливают детенышей.
Снова тупик.
Ключ, выбранный Сашей для анализа жизни, оказался бесполезен. Физика не соотносилась с биологией. Порядок и хаос в живой природе, словно сговорившись, удерживали четкий баланс, не было ни явного усложнения, ни явного упрощения. Тигр пожирал оленя – кто из них сложнее? Рыба питалась планктоном, птица зернами – вроде вот оно! Жизнь из менее сложных вещей создает более сложные, приводит их в более сложный порядок, борется с хаосом. Но вот рыба погибает от жизнедеятельности бактерий, а птица падает лапками кверху вообще от вирусной инфекции. И это тоже жизнь! Какое уж тут усложнение…
Решение, вызревавшее несколько лет, пришло, как это часто бывает, во сне. Утомленный мозг, отдыхая от сознания, раскладывал по полочкам накопленную информацию, проводил странные подсознательные связи, генерируя при этом зыбкие образы сновидений.
Проснулся Фролов уже совсем другим человеком – теперь он знал ответ.
Все оказалось и просто и сложно одновременно, но теперь теория была настолько общей, что даже жизнь оказалась лишь частным ее случаем. Все факты перестали противоречить друг другу, все доказательства сияли, подобно граненым алмазам.