Зинаида уныло покачала головой:
– И опять мужика отвадила?
– А вот и фигушки! – радостно выкрикнула Мария Викторовна. – Она на Генку только кричать, а он ей даже ничего говорить не стал, просто схватил в охапку, как сноп, и вынес за дверь. Я специально ведро мусорное схватила и в подъезд выскочила, сама видела. И все! Девку нашу как кто-то дернул! Будто подменили! Спервоначалу Софье досталось. Та-то по привычке сунулась к дочери, пока Генки не было, и ну ее шпынять, а Валька ка-а-ак заорет! Вот ведь у меня не получалось у Софьи научиться, а Валька сумела. Конечно, куда мне – у нее ж гены. Ну, Софья и осела. Потом Валентина и на меня рычала, конечно. Дескать, не буду за вас подъезд мести, только в свою очередь веником стану махать. Я было попыталась объяснить, что так негоже, мне и некогда вовсе за подъездом следить, за Минькой бы усмотреть. А она мне: тогда, мол, платите, у вас деньги есть. Я вот все думаю, и кто ей про мои деньги настучал? Никак Ирка с нижнего этажа. Ты мне потом напомни, чтоб я ей звонок открутила.
Зинаида нервно заегозила на стуле. Время упрямо приближалось к одиннадцати, а Мария Викторовна все еще не подобралась к самому главному. И прерывать ее было боязно – сразу в рот еще один сухарь сунет. И все же она решилась:
– А как же Софья к дочери наведываться стала? Я слышала, она частенько у нее ночевала, – скороговоркой поинтересовалась Зинаида и плотно захлопнула рот.
– Х-х! А куда ж ей деться? – всплеснула руками рассказчица. – У нее ж как получилось: была своя квартира, а потом матушка у ней скончалась и оставила дом. Ну, Софья квартиру свою сдала в аренду, а сама в тот хлипкий домишко перебралась. Чтоб, значит, деньги у ней водились. А домишко-то к жизни совершенно не приспособленный оказался: там и печь надо топить, и дрова заготавливать, и воду таскать с колонки. Да разве ж Софья такое выдержит? Летом-то она еще там околачивалась, а ближе к осени к дочери на ночевку приезжала, видать, мерзнуть стала, как птицу, в теплые края потянуло. А у дочери здесь роман в самом пылу, и Генка всегда в полной боевой готовности. Конечно, Софья давай ей пенять, дескать, она мать на мужиков променяла. Только Валька ей рот быстро заткнула – мне, грит, уже тридцать пять, а я по твоей милости еще под фатой не ходила, ни детей нет, ни мужа, одна только мама припадочная. Хочешь ночевать – ночуй, а мне жить не мешай. Ой, как же они грызлись! Нет, когда Генка прибегал, тишь да благодать была, Софья и рот боялась открыть. Но Генка ж не мог все время Вальку охранять, семья у него. И когда его не было, вот тогда шум – на весь подъезд.