Маня – Большое Ухо закончила рассказ, гордо выпятила брюшко и вздернула подбородок ввысь. Для нее в подъезде не существовало ничего загадочного.
– Я вот вас послушала… – нахмурилась Зинаида. – Вижу: вы Валентине самый близкий человек. И вот как, на ваш взгляд, могла ли Валентина сама мать убить?
– Валька-то? – вздрогнула Мария Викторовна. – Не-е-е. Прибить до смерти сгоряча могла б с превеликим удовольствием, а так чтоб убить… Да когда они вытолкали-то Софью, она ж сама ушла. Значит, я подозреваю, еще живая была, а у Вальки как раз все тихо стало. Это Софья кого-то уже там, у себя дома, допекла. Только вот я еще не узнала: кто не выдержал да грех на душу взял.
Зинаида благодарно замотала головой.
– Я понимаю, понимаю. Вы, конечно, хоть и Большое Ухо, но не настолько же, чтобы слышать, что на другом конце города делается… А, простите, почему вы в милиции все это не рассказали?
Мария покрутила пальцем у виска.
– Я что, мозги отморозила? Чего ж я сама в ментовку поплетусь? Мало мне приключений? Не-е-е, сама не пойду, а по личному желанию они никого у нас не опрашивали. Софья-то не прописана здесь, а погибла невесть где, чего ж милиция нас тревожить станет? И ты не ходи, чего тебе там делать?
– Спасибо, – мотнула головой Зинаида. – А вы не знаете, Валентина сейчас дома?
– Валька-то? Сейчас узнаем…
Мария Викторовна проворно вскочила, схватила железную банку из-под рыбных консервов и что есть мочи застучала по соседской стене. С другой стороны стены немедленно послышался гневный ответ чем-то тяжелым.
– О! Слышь – молотком долбит, значит, спит еще, – довольно пояснила Мария. – У ней в спальне молоток специально для меня приготовлен. А если она в большой комнате, тогда ножницами по батарее стучит, а в кухне такой кастрюлечкой, в которой кофей варят. Она отродясь не пьет, а кастрюлечку только для меня и держит – вдруг я к ней долбить стану. А ты чего к ней собралась?
– Да, знаете ли… надо перемолвиться…
– Ты тогда в кухню ее зови, когда она в кухне говорит, мне слышно лучше.
Зинаида клятвенно пообещала, что вести беседу будет исключительно на кухне, и заторопилась к Валентине.
Мария Викторовна знала свою соседку распрекрасно. Валентина и в самом деле спала, потому что, даже не спросив, открыла дверь и куда-то вяло поплелась. А уже через минуту до Зинаиды донеслись звучные раскаты храпа.
– Валентина! – заявилась к ней в спальню незваная гостья. – Мне неудобно разговаривать с вашей спиной, вы хоть лицом повернитесь.
Та послушно повернулась лицом, но храп тише не стал, теперь на свободу вырывались еще и какие-то заливистые трели с присвистом. Зинаида подождала минуты две, а потом голосом мирового судьи спросила: