Но дочь так сверкнула на матушку глазами, что та посчитала нужным поскорее откланяться.
Ольга сдержала обещание. Уходя на работу, оставила записку: «Вадим! Обязательно меня дождись».
Он ее дождался. Даже ужин приготовил – нажарил целую сковороду картошки.
– Понимаю-понимаю, соскучились, Ольга Дмитриевна, – радостно потирал он руки, пока Ольга снимала сапоги.
Она только стрельнула на него глазами.
– А и не надо этого стесняться! – ерничал сосед. – Ничего удивительного – на работе у вас сплошь одни только пьяные, сытые физиономии, которые уже деградировали от ваших песен, и вас потянуло к прекрасному!
– Вадим, давай поговорим серьезно, – уселась перед ним за стол Ольга. – Зачем ты матери дал две тысячи? Ей теперь неловко. Вот возьми.
И она выложила на стол деньги.
Морозов поскреб подбородок и вздернул бровью:
– А я вам, уважаемая Ольга Дмитриевна, никаких денег не давал. Поэтому и брать не буду.
– Но ты отдал моей матери свои деньги! И не говори, что ты поднял милицейскую дивизию из-за ее кошелька! И никакого парня ты не поймал! Ты его даже не ловил! И… я тебя прекрасно понимаю! Но деньги!.. Я и сама неплохо зарабатываю, чтобы содержать свою мать!
– Слушай, ну почему ты на меня все время орешь, а? – начал уже накаляться Морозов. – Я вот картошки нажарил! Между прочим, вторую сковороду – потому что первая у меня сгорела вся! До четырех утра сижу тут, жду ее! Она приходит! Начинает орать! Да я могу давать свои деньги кому захочу! Мне симпатична эта женщина! Анна Леонидовна, она… Она милая! Непосредственная, она чудная! Она на мою мать похожа, понятно?!! А ты!.. – он вдруг разом остыл и криво усмехнулся. – У тебя звездная болезнь, тебе не кажется? Ты еще только-только в кабачок работать устроилась, а уже пальцы веером – я зараба-а-а-тываю! Певичка!
И он пошел из кухни, напевая под нос: «Мурка! Ты мой Муреноче-е-ек…»
– Нет уж, погоди! – подскочила Ольга, но дверь захлопнулась перед самым ее носом.
Деньги Ольга принципиально оставила на столе.
Первым на перемирие пошел хозяин квартиры.
Уже в воскресенье утром он встал возле кровати Ольги и заголосил:
– Проснись! Со всех вокзалов поезда удрали в дальние края, проснись – просни-и-ись… – дурашливо старался он, а чтобы пробуждение соседки было более приятным, даже самолично попытался вытянуть ее из-под одеяла за ногу.
Ольга взвизгнула, испуганно вытаращила глаза и поддернула одеяло к самому подбородку:
– Ты чего, Морозов, рехнулся?!
– Я думал, это ты с ума сходишь, винишь себя во вчерашней драме и не можешь глаз сомкнуть. Поэтому и решил обрадовать тебя пораньше – не страдай, я тебя за вчерашнее милостиво простил. Вставай!