В том, что маменька обретет счастье с новым женихом – Яковом Глебычем, Дуся не сомневался, но вот в остальном…
Он открыл рот, подумал, но потом все же уточнил:
– А про мое наследство мы им скажем – няням?
– Конечно! Я же говорю – прямо в объявлении и напишем! Нам же нужны элитные девушки! А без наследства мы их даже в наш подъезд не заманим… Ой, Дуся, ну чего у тебя такая физия?.. – перекосилась вдруг матушка. – Господи, эти невесты целыми стаями неприкаянные бродят, а нам даже за такое добро платить приходится, вот уж правду говорят – на детях прелестниц природа отдыхает! Так что завтра же…
– Подожди, мам, а если эти невесты пойдут только из-за денег, а меня совсем и не начнут любить? – тревожился Дуся.
Олимпиада Петровна придирчиво оглядела сынка, вздохнула и успокоила:
– Ну конечно не начнут, глупенький. Но зато они будут стараться тебе угодить, чтобы ты втиснул их в свое завещание, понимаешь?
– И тогда жить мне останется… только до написания этого самого завещания… – просчитал свою перспективу Филин.
– О господи! – не выдержали нервы у матушки. – А ты его не пиши, да и все! Скажи, что написано оно на Машеньку, а ты якобы еще не проверил чувства твоей жены! Так можно всю жизнь девке мозги крутить, пока ей в глубокой старости ничего другого не останется, как в тебя по-настоящему влюбиться!.. Нет, ну ты-то что предлагаешь?!
Дусе предложить было нечего. Ему даже показалось интересным – устроить кастинг самым красивым девушкам города, а потом сидеть вот так на диване – и ковыряться в их недостатках: «Ах, вы совсем для няни не подходите, у вас ноги кривоватые! А у вас год рождения подкачал, можем предложить вам вакансию лифтерши… А у вас рост! И вообще – где девяносто-шестьдесят-девяносто?! Куда вы без таких данных в няни?! А вот вы… вы, пожалуй, прошли первый отборочный тур». Сказка! Но действительность оказалась не столь радужной.
Началось с того, что бурной лавины длинноногих обаяшек после объявления вовсе не последовало – ну не верили красавицы, что хоть какой-то захудалый миллионеришка отважится проживать в старинной хрущобе, да еще и искать няню не в элитных агентствах, а в обычной газетенке. А вот дамы, которым изрядно за сорок, решили, что терять им нечего, а потому стайками толпились в подъезде, зычно строили предположения на будущее благополучие и очень мешали соседям. Но самым тяжелым было другое – с окрестных деревенек слетелись на Дусин призыв все особи женского пола, которые страстно мечтали уже не о миллионах, а хотя бы о городской жизни. Эти няни весь день носились по магазинам, к вечеру заявлялись на кастинг с немыслимым количеством пакетов, коробок и сумок, неизменно опаздывали на смотрины часа на четыре. При этом сельские красавицы, услышав отказ, заливались слезами в три ручья, потому что оказывалось, что ночевать им негде, на питание денег вовсе не осталось и, между прочим, на обратную дорогу тоже. В доме Филиных теперь высились эвересты из дорожных сумок, котомок, рюкзаков и всяческих пакетов. В комнате непременно выла очередная неудачница, маменька, не зная, как ее вытурить с жилплощади, выла тоже, а громче всех верещала Машенька, которой все эти смотрины шли явно не на пользу. Долгожданная няня не находилась, ни одна из претенденток на идеал не тянула. То она не нравилась Олимпиаде Петровне, то не нравилась Якову Глебычу, то, напротив, – Якову Глебычу уж слишком нравилась, короче – никто не подходил, и все тут! Поэтому сумки прибывали, рев нарастал, и конца этому не предвиделось. Стоит ли удивляться, что Дуся от такого хора сбежал в предродовую палату, чтобы хоть немного забыться.