– Почти, – прошептал Тальберт, задумчиво рассматривая странного гнома. – Послушай, все-таки интересно, из какой такой богом забытой глубинки ты выполз? Ничего не знаешь ни о людях, ни о канонах Церкви, – то ли спрашивал, то ли рассуждал вслух наемник. – Если из горных районов Геркании или из Кодвуса, то все равно должен был хоть что-то об индорианах слышать!
– Махакан, – ошарашил собеседника гном.
Минуты две-три Тальберт сидел молча, пытаясь понять, издевается ли над ним спутник или произошло чудо, и подземному жителю как-то удалось выбраться на поверхность. Но почему тогда он бежал в Филанию, а не в Герканию или одну из бесчисленных имперских провинций, куда было проще добраться и где гораздо легче укрыться. Да и люди к гномам там лучше относятся…
– Не считай меня идиотом! – сурово произнес солдат и повернулся к гному спиной, показывая тем самым, что не желает больше общаться.
– А я и не считаю, – изумился гном, до которого вдруг дошло, что на него обиделись. – На поверхности впервой, еще семь смен, дней, по-вашему, не прошло, ничего не знаю…
– Ага, а в махаканских горных училищах учат по-филанийски болтать, да еще так бойко и правильно, что лучше, чем у самих филанийцев, выходит! – буркнул с сарказмом в голосе Тальберт, решив больше не тратить времени на общение с отпетым вруном и заняться приготовлением куропатки.
Если бы Тальберт несколько секунд назад не отвернулся от гнома, то изумился бы, как побледнело лицо Пархавиэля, затряслись его руки и задрожали губы. Очнувшись от кошмарного сна, гном сразу же погрузился в пучину событий: увлекся общением с человеком, старался усвоить и осмыслить как можно больше полезной информации о местных обычаях и нравах. За разговором и размышлениями он не заметил, что не только говорит, но и думает на чужом языке.
Беспокойные мысли типа: «Что со мной?» и «Не заразно ли это?» бесконечной чередой крутились в голове и не давали покоя. В последнее время Пархавиэль успел привыкнуть к пакостным сюрпризам судьбы, но такого воистину бесценного подарка никак не ожидал. Немного успокоившись, гном попытался произнести несколько слов по-махакански. Как ни странно, он не забыл родного языка. Проверив на всякий случай, не вырос ли у него хвост и не отвалились ли уши или более важные части тела, Пархавиэль пришел к выводу, что только выиграл от непредвиденной и необъяснимой здравым смыслом метаморфозы.
Пока Пархавиэль осмысливал произошедшие с ним перемены и упорно боролся за крепость своего рассудка, толстые бока куропатки покрылись поджаристой коркой, а шипение капель жира, падающих в костер, и аппетитные ароматы готовящегося мяса взбудоражили местных обитателей. Тальберт мог поклясться, что за ближайшим кустом притаился волк, с жадностью и завистью взиравший на вертел. Солдат был спокоен и не волновался из-за близости хищника. Он и сам был хищником, только более крупным и сильным. Зверь чуял это и никогда бы не решился напасть на человека, рядом с которым лежало остро отточенное стальное лезвие.