— Сергей Станиславович? — полуутвердительно обратился он к доценту.
— К вашим услугам, — легко поклонился Чигирев.
Незнакомец продемонстрировал ученому книжечку с двуглавым орлом и надписью «ФСБ РФ» и представился:
— Андрей Михайлович Селиванов, генерал-майор. Если я не ошибаюсь, полгода назад вы привлекались в качестве эксперта к расшифровке рукописей архива царской семьи.
— Архива дома Романовых, — уточнил Чигирев. — Документы относились к концу шестнадцатого века.
— Значит, с условиями секретности знакомы, — констатировал Селиванов. — Нам снова нужна ваша помощь. Правда, в этот раз секретность будет выше, но и гонорар побольше. Вас устроит пять тысяч рублей за полудневную консультацию?
— Вполне. А когда нужно к вам приехать?
— Немедленно. — Глаза Селиванова стали жесткими.
— Неужели есть такие исторические документы, которые не могут подождать до завтра? У меня еще дела.
— Отложите их. Вы нам нужны немедленно.
Это уже прозвучало как приказ.
— Ну что ж, — сдался Чигирев, — я к вашим услугам.
Он быстро начал набирать на мобильном телефоне номер кафедры. Селиванов жестом пригласил доцента следовать за ним.
Когда Чигирев закончил, они уже спускались по лестнице. Селиванов заговорил первый:
— Как я понял из вашей лекции, вы сторонник демократии и западник?
— Вы слушали мою лекцию? — удивился Чигирев.
— Увы, только ее окончание.
— Вообще-то да, — признался Чигирев. — Но разве успехи западных демократий не убеждают вас в том, что этот путь развития цивилизации наиболее перспективен?
— Сколько вам лет? — вопросом на вопрос ответил Селиванов.
— Тридцать два. А что?
— Вы видели только упадок советской системы, — с сожалением в голосе произнес Селиванов. — Поэтому для вас Запад ассоциируется с достатком и успехом, а СССР — с дефицитом и бытовой неустроенностью. Мы, старшее поколение, помним и лучшие времена. И вот мне, например, еще никто не доказал, что социалистическая система не имела шансов на выживание.
— Возможно, — пожал плечами Чигирев. — Но история распорядилась иначе.
— Это могла быть только трагическая ошибка. Да и ваше отношение к так называемому холопству небесспорно. Вы не думали, что это на самом деле цемент, спаивающий нацию?
— Для меня любая форма самоуничижения противна, — покачал головой Чигирев. — Человек должен прежде всего уважать себя и других. А в холопстве нет уважения. Там либо слепое повиновение, либо презрение к окружающему миру. А созидание и прогресс могут проявиться только при взаимном уважении людей друг к другу. Впрочем, мы отвлеклись, — добавил он, стараясь уйти от принявшего странный оборот разговора. — Расскажите лучше о том деле, по поводу которого вы меня пригласили.