«Да, ребята, не готовы вы еще своим умом жить, — добавил он про себя. — И царя вам надо поспособнее сейчас подобрать. Иначе и вправду на триста лет себя в тупик загоните. Может, в чем и прав Чигирев?»
— Дай-то Бог, — истово перекрестился Федор и снова зашагал к княжеским палатам.
Князь ждал их. Смерил грозным взглядом:
— Явились! Сколь ждать-то вас?! Коль в битве так поспешать будете, смертью тотчас казню. Нам нынче мешкать некогда. Донесли мне, что вор тушинский высылает супротив нас рать под командой пана Зборовского. Здесь его ждать не будем, навстречу выступим. Вскоре ко мне Делагарди прийти должен. А нынче хочу от вас слышать, готовы ли мы к походу.
— Готовы, князь, — ответил Федор. — Пороха и пуль запас пополнили вдосталь. Солонины да сухарей людям хватит. А лошадям много сена тащить за собой нынче не надобно. Трава уж на лугах.
— Добро, — удовлетворенно проговорил Скопин. — А ратники к битве готовы ли?
— За тебя, князь, живот положить все рады, — сказал Крапивин. — А вот царя не жалуют. Не хотим помирать за Шубника, говорят.
— Что сие означает? — грозно сверкнул на него глазами Скопин.
— А то означает, князь, что нет земле русской счастья под царем Василием, — рухнул ему в ноги Федор. — Мор один, да вороги теснят. Ты один народ православный спасти можешь. Прими скипетр царский. Мы за тебя все как один постоим, а если надобно, то и умрем. Шубника мы в монастырь сами спровадим. На тебе греха не будет. Ты, главное, не побрезгуй царский венец принять.
— Не мы одни, командиры числом сорок душ тебя на престол возвести желают, — Крапивин встал на колени рядом с боевым товарищем. — От остальных мы в тайне держим, чтобы доносов не было. Но доподлинно знаем, что желает твоего воцарения почитай каждый.
Глаза князя в ужасе округлились.
— Да как вы смели сказать мне такое, сучьи дети! — заорал он. — Да я вам за речи такие сей же час головы срублю!
— Руби! — решительно сказал Федор. — За Русь, за веру православную мы помереть рады. Да и не за себя радеем. Ведаем, что погубит Русь святую Шубник. Только ты — надежа наша.
— Пойдите прочь, — как-то необычайно нервно махнул рукой Скопин. — Более от вас я речей таких слышать не желаю. Да как вы подумать могли, что я государю нашему крестное целование нарушу?! Коль еще раз от вас подобное услышу, сей час казню.
— Воля твоя, князь, — Крапивин медленно поднялся с колен во весь свой гигантский рост. Теперь он смотрел на Скопина сверху вниз, хотя и князь был человеком немаленьким. — Не хочешь, не услышишь. Дозволь только последнее слово молвить, а дале казни, ежели пожелаешь. Прав ты про крестное целование, однако сам знаешь: на Руси нынче почти каждый трем царям крест целовал, да двух предавал. А тот, за кого ты смерть принять готов, сам сколько раз и клятвам изменял, и врал прилюдно. Кто по смерти царевича Дмитрия в Угличе прилюдно говорил, что зарезался царевич в припадке болезни падучей? Кто то же самое с лобного места повторял, когда расстрига на Москву шел? А кто по смерти Годунова с того же лобного места клялся, что спасён царевич? А ведь не было тогда еще Гришки на Москве, и можно было рать против него собрать. Кто крест самозванцу целовал, а потом нашептывал по углам, что не подлинный он царевич? И кто государем его в вечеру называл, а поутру с ножом к нему пришел? И знаешь ты, князь, что корыстен Василий и честолюбив. И ведомо тебе, что не будет Руси счастья под его рукой. И все мы знаем, что бездарен в деле ратном его брат Дмитрий, но мошну свою ставит превыше блага народного. Честен ты, вот в чем беда. Ведаешь ты, что с клятвопреступниками знаешься, но сам клятвы, данной им, преступить не можешь. Так знай вот еще что. Ведун мне иноземный наворожил, что большие победы ждут тебя в походе на вора тушинского. Но как придешь ты на Москву, отравят тебя по приказу государя. Испужается Шубник за скипетр свой и повелит извести тебя. И быть после того еще четыре года смуте на Руси. Но ежели возьмешь ты царский скипетр, так быть миру вскорости. Коли страна тебе не мила, о животе своем подумай. Коли жизнь безразлична, о государстве помысли. Но доколе же честные люди за мразь всякую костьми ложиться будут? А нынче казни, коли желаешь. Я все сказал.